Бомба для братвы

— Но самое главное, что они распродают то, что принадлежит в том числе и нам. Потому что мы тоже живем в этой стране. И имеем равное с ними право на то, что находится на ее территории. Почему они отдают то, что принадлежит нам, не спросясь нас и не поделившись с нами? Не поделившись ни с кем…

— Они не делятся, — подтвердили авторитеты.

— Тогда я спрошу вас — кто более полезен нашей Родине? Кто лучше сумеет распорядиться ее богатствами? Кто не станет освежевывать приносящую золотое руно овцу, чтобы затем продать ее шерсть соседу за бесценок?

— Они не сумеют. Они зарезали ту овцу и даже не смогли выручить достойные бабки!

— Я спрошу еще раз — кто милосердней и тем более угоден людям, населяющим эту страну? Чьи законы более гуманны? Наши? Или их?

— Мы никогда не берем последнее. Никогда не забираем пайку. Пайка — это святое, — сказал туляк.

— Они забирают все. До последней крошки. Они не понимают, что последнее отбирать нельзя. Что если сегодня взять последнее, то завтра будет не с кого и нечего брать.

И тогда я задам еще один, последний вопрос — кто должен править этой страной? Мы? Или они?

— Мы! — ответили авторитеты.

— Мы! Потому что только мы можем навести порядок на своей территории. И наконец прекратить творимый ими беспредел. Только мы. Потому что другие этого сделать не хотят. Или не могут…

Авторитеты переглянулись. Мозга сделал очень серьезную заявку. Самую серьезную заявку, которую они когда-либо слышали. Публично сделал! Чем отрезал себе пути к отступлению. Теперь он должен был внести какие-то конкретные предложения. Потому что авторитет — не политик. Потому что авторитет не может быть не отвечающим за свои слова болтуном. Или не может быть авторитетом.

Мозга выстроил очень высокую лестницу, с которой уже было нельзя спуститься, чтобы не сломать себе шею. По которой можно было лезть только еще выше.

Но куда выше?

Авторитеты молчали, давая возможность выпутываться из сложившегося безнадежного положения самому оратору. И уже прикидывали, кого можно пропихнуть на его освободившееся место.

Мозга выдержал паузу и снова взял слово:

— Теперь я сам себе задам вопрос, который хотите задать мне вы. Я задам себе вопрос и буду держать перед вами ответ. Потому что вы есть тот единственный суд, решение которого я приму безоговорочно. Каким бы оно ни было. Потому что того требуют наши законы, которые я хочу распространить на территорию всей страны. Нашей с вами страны…

Это было опять очень хорошее начало. Достойное авторитета начало, за которым должно было последовать не менее достойное продолжение. Или потеря авторитета.

— Я задам вопрос — как этого добиться? Как добиться того, чтобы страной управляли те, кому это положено по праву?

Авторитеты согласно кивнули. Это действительно был тот вопрос, который интересовал всех. И на который никто из них не знал ответа.

— Кто управляет сегодня страной?

— Менты поганые, — сказал авторитет с Чукотки. И замолк, поняв, что попал не в такт набравшего очень высокую ноту разговора.

— Страной управляет закон. «Их» закон. Как сделать так, чтобы «их» закон стал нашим законом?

— Переписать закон, — сказал питерский авторитет.

— Правильно. Переписать несовершенный закон. На такой, который будет устраивать нас. И будет устраивать страну. Потому что будет регламентировать тот беспредел, который есть сегодня. Все равно есть, несмотря на их «хорошие» законы. Лучше честные законы. Чем не соответствующие действительности законы.

Вы спросите — как можно переписать закон? А я спрошу по-другому — где переписывается закон? Потому что «где» — это даже важнее, чем «как». Потому что, прежде чем ломать сейф, надо узнать, где он находится.

Где пишется закон?

Закон переписывается в Думе.

И тогда я спрошу — есть в Думе наши люди?

И отвечу — есть! Я отвечу — есть, даже если вы это будете отрицать, чтобы не светить свои связи в высоких домах.

Наши люди в Думе есть! Но почему, сидя в одном зале и питаясь в одном буфете, они не знают друг о друге? Почему они действуют врозь? В то время как коммуняки, жирики и прочие отстаивают свои интересы открыто?

Почему мы, имеющие большую силу на местах, чем они, прячемся за спинками кресел?

— Ты предлагаешь высунуться, чтобы потерять даже то немногое, что мы имеем?

— А кто сказал, что немногое? Кто подсчитывал наши с вами мандаты? Кто подсчитывал «наших» в каждой конкретной фракции?

Нас больше, чем нам кажется. Хотя бы потому больше, что нынешние депутаты не единожды обращались к нам за помощью. И являются нашими должниками. Невостребованными должниками, которых можно и пора заставить платить проценты.

Вы сомневаетесь? Тогда давайте прикинем вместе.

Их выборные кампании требовали денег. Больших денег. И живых денег, которые давали им в том числе и мы. В надежде на очень высокое покровительство. Или просто давали, потому что никогда еще на такое дело не давали и желали посмотреть, что из всего этого получится.

Или к вам не приходили ходоки с просьбами субсидировать их партии и их кандидатов?

— Было такое. Приходили.

— Те, кто прошел в Думу, опираясь на наши деньги, — наши первые должники.