Бомба для дядюшки Джо

Курчатов, конечно, тут же назвал фамилии «виновников» этого досадной «неожиданности»: Зельдович и Харитон! Ведь это их (как теперь выяснялось, ошибочные) расчёты «противоречили» зарубежной «точке зрения».

Впрочем, стопроцентной уверенности в том, что наши теоретики ошиблись, а Хальбан и Коварский, проводившие свои эксперименты в Англии, абсолютно правы, разведданные не давали. И Курчатов написал:

«Мы не в состоянии по техническим возможностям проводить опыт Хальбана и Коварского, так как Советский Союз обладает всего лишь 2–3 килограммами тяжёлой воды, и поэтому необходимы другие пути для того, чтобы убедиться в абсолютной достоверности сделанных за границей выводов».

Под словами «другие пути» имелись в виду, конечно же, усилия разведки. Именно ей адресовались фразы в курчатовском отчёте: «было бы важно узнать». И шло перечисление, что именно следует «узнать».

Справедливости ради следует заметить, что Курчатов подвергал сомнению (и требовал её перепроверки) практически всю информацию, которая поступала из-за рубежа. В первую очередь — ту часть, что не согласовывалась с отечественными расчётами:

«Наряду с этим, я считаю необходимым произвести силами наших советских учёных теоретический анализ сравнительных свойств однородной и неоднородной смеси урана с тяжёлой водой, и думаю поручить выполнение этого анализа проф. Ю.Б. Харитону и проф. Я.Б. Зельдовичу».

Но, пожалуй, больше всего Курчатова поразило открытие зарубежными атомщиками взрывчатых свойств у трансуранового элемента. Первухину тотчас было доложено, что в разведывательных материалах…

«… содержатся очень важные замечания об использовании в качестве материала для бомбы элемента с массовым числом 239, который должен получаться в атомном котле в результате поглощения нейтронов ураном-238».

Этот трансурановый элемент называли эка-осмием. Американцы нарекли его плутонием. Известие о возможности использовать его в качестве взрывчатого вещества для будущей бомбы выглядело сенсационным. Вот почему, подводя итог своему ознакомлению с очередной порцией разведматериалов, Курчатов был вынужден признать, что они…

«… заставляют нас по многим вопросам проблемы пересмотреть свои взгляды».

Зато теперь Курчатов с удовлетворением написал:

«… вся совокупность сведений материала указывает на техническую возможность решения всей проблемы урана в значительно более короткий срок, чем это думают наши учёные, не знакомые с ходом работ по этой проблеме за границей».

Отчёты, которые Курчатов составлял для Первухина, дают наглядное представление о том, как разительно отличались тогда те «наши учёные», которые не имели доступа к зарубежным секретам, и тот, кого допускали к разведданным.

Впрочем, бдительности Курчатов не терял, постоянно задаваясь вопросами: а не дезинформацию ли подсунули нашим ротозеям-разведчикам коварные капиталисты, не водят ли они за нос доверчивых советских физиков? И в своём отчёте непременно отмечал:

«Естественно возникает вопрос о том, отражают ли полученные материалы действительный ход научно-исследовательской работы в Англии, а не являются вымыслом, задачей которого явилась бы дезориентация нашей науки?

Этот вопрос для нас имеет особенно большое значение потому, что по многим важным разделам работы (из-за отсутствия технической базы) мы пока не в состоянии произвести проверку данных, изложенных в материале».