Застигнутый врасплох, Горчаков молчал. Скорее всего, Вера никому не говорила ни об аресте брата, ни о потере состояния. Мог ли он раскрыть постороннему человеку её тайну? Конечно, не мог, но на девушку напали, она вполне могла лишиться жизни. Вдруг это связано с желанием её родственника наложить лапу на имущество и титул семьи, и за этим покушением стоит Чернышёв? Не зная, как поступить, Платон колебался, но исправник не собирался ждать.
– Платон Сергеевич, я расследую нападение на вашу соседку. В деле уже есть два трупа и один раненый. Вы должны рассказать всё, что знаете! – заявил он. – Обещаю, что, если это не будет связано с опасностью для жизни графини Веры, разговор останется между нами, в противном случае – всё и так откроется. Только будет ли жива ваша соседка к тому времени?
Платона от таких слов аж передёрнуло, но и Веру подвести он не мог, поэтому исправнику отказал:
– Я вас понимаю, но это не моя тайна, и нам лучше поехать к самой графине, чтобы обсудить всё в её присутствии.
– Но уже поздно, – засомневался капитан, – а дело не терпит отлагательства.
– Несколько часов уже ничего не изменят, – возразил Платон и предложил: – Вы устали, ложитесь спать, а завтра утром поедем в Солиту.
Кривая ухмылка Щеглова получилась грустной.
– Устал! Это вы точно подметили, у меня такое впечатление, что я проехал половину страны, – признал он, но тут же со своей обычной настырностью попытался «дожать» собеседника: – Скажите мне только одно. Чернышёв может хотеть смерти племянницы?
Взвесив все «за» и «против», Платон подтвердил:
– Это возможно.
На том они и расстались. Щеглов провалился в сон, только коснувшись головой подушки, а Горчаков все маялся – не мог заснуть. Тяжкие мысли одолевали князя: дела его складывались на удивление скверно, и даже тишина в спальне казалась ему теперь зловещей.
В Солите царила тишина. Во флигеле управляющего гости обнаружили лишь кухарку да горничную: те распивали на кухне чай.
– Её сиятельство куда поехала? – прервав их приятный тет-а-тет, строго осведомился Щеглов.
Женщины вскочили и затараторили:
– Барышня на шахту отправилась, а Марфа Васильевна в поля ускакала. Она теперь, как солнце встанет, так сразу и уезжает, а барышня совсем недавно ещё дома была.
– Понятно… – протянул исправник и распорядился: – Быстро найдите мне конюха или ещё кого-нибудь, кто проводит нас с князем к шахте.
– Я сейчас приведу Осипа, он сегодня как раз на конюшне остался, – пообещала горничная и пулей вылетела за дверь.
Мужчины тоже вышли на крыльцо. Капитан оглянулся по сторонам, сразу отметил нововведения и указал на них Горчакову:
– Гляньте-ка, Вера Александровна цветники и газон восстановила. Попомните моё слово, через месяц мы Солиту не узнаем.
– Меня здесь уже не будет, я уеду в Петербург, – отозвался Платон.
– А как же ваше желание выйти в отставку и жить здесь?
– Так я и еду полк сдавать, – объяснил Горчаков. О второй причине отъезда – предстоящем суде над братом – он предпочёл умолчать.
К крыльцу на рослом орловце подлетел Осип и, обращаясь к Щеглову, отрапортовал:
– Ваше высокородие, я готов… К шахте изволите?
– Нам нужна графиня, а уж где её искать, тебе виднее.
– Да на шахте она. Барышня нигде больше не бывает – либо на шахте, либо на мельнице.
– Ну, веди к шахте, – распорядился Щеглов, забираясь в седло.
Платон тоже вскочил на коня и поскакал следом. Они долго петляли вокруг необъятных полей Солиты, а потом свернули на явно свежую просеку в редком перелеске.
– Надо же, сколько раз я здесь проезжал, но даже и не подозревал, что тут есть соляная шахта, – удивился Щеглов.
– Так её сама барышня и нашла, – с гордостью объяснил Осип. – Лошадь у Веры Александровны понесла и в аккурат на этом месте сбросила. Вот её сиятельство и увидела вход эту старую шахту.
Всадники выехали на утоптанную площадку. В её центре истекал смолою еловый сруб, на его крыше крутился большой ворот, а рядом с широкой платформы сбегали вниз несколько желобов. Под одним из них стояла застеленная мешковиной телега, её наполовину заполняла соль. На платформе рядом с крутящими ворот мужиками наблюдала за погрузкой хозяйка шахты. На взгляд Платона, в мужском сюртуке и широких, заправленных в сапоги панталонах, молодая графиня выглядела чудаковато, к тому же на голове у Веры красовался цилиндр. Грубоватый сюртук скорее подходил молодому купчику, а шляпа наводила на мысли о столичном франте, но всё вместе это смотрелось забавно и очаровательно.
Услышав стук копыт, Вера обернулась и слегка нахмурилась.
Похоже, что гостей здесь не ждали. Почему графиня так разволновалась, даже стала покусывать губу? Но порассуждать об этом Платон не успел – Вера не дала ему такой возможности. Через мгновение перед ним уже стояла невозмутимая деловая дама. Оставалось только признать, что ни силой характера, ни выдержкой Бог юную графиню Чернышёву не обидел.
Вера спустилась с платформы и теперь внимательно слушала Щеглова. Исправник повторял ей то, что уже рассказал Платону накануне ночью.