Бомба для графини

– Я и сейчас так думаю, – отозвалась Вера и сама себе удивилась: её душа рвалась поделиться с Платоном самым сокровенным. Даже с сёстрами такого не было. Молчать она просто не могла и, отбросив сомнения, продолжила: – Знаете, я была полностью, совершенно счастлива, пока был жив папа. Он до сих пор снится мне, я уже не вижу его лица, но слышу родной голос, он говорит о том, как любит меня и гордится мной, и я просыпаюсь счастливой…

– Я его понимаю, – признался Платон, – ты – красавица и умница, надежда и любовь всей семьи.

– Нет, надежда семьи – моя средняя сестра, – мягко поправила его Вера. – Наша мама совершенно уверена, что имена её дочерей полностью соответствуют их духовной сути. Надежда – самая красивая из нас троих. Её оптимизм и жизненная хватка как раз и дают семье надежду, что она отыщет выход из любого немыслимого положения и добьётся успеха. Любовь – моя младшая сестрёнка, на самом деле – сердце всей семьи. Она просто любит нас, ничего не требуя взамен. Меня же зовут Вера.

– Что же это значит?

– Я добытчица, верная и преданная. Опора матери и сестёр. Рабочая лошадка.

– Ну, только не рабочая! Если уж ты так хочешь, то самая породистая и красивая. Но, по-моему, ты – всё сразу: и надежда, и любовь, и вера. Ты – совершенство, поэтому не можешь быть чем-то одним.

Как же с ней случилось это чудо? Вера лежала в объятиях мужчины, которому сегодня в храме доверила свою жизнь, и смотрела в бесконечное небо. Она слушала полные восхищения слова, и ей чудилось, будто и сердце её уже тоже отдано Платону и теперь она принадлежит ему полностью, без остатка. Муж теснее прижал её к себе и повернулся на бок, теперь их лица оказались рядом, и когда губы Платона накрыли её губы, Вера растаяла. В этом поцелуе не было напора – только нежность. Вера затерялась во времени. Сколько длился поцелуй? Несколько мгновений или часы?.. Не было ничего «до» и ничего «после», не было даже мира вокруг, остались только тёплые губы мужа…

Луна серебрила русые волосы Платона, а его глаза сделались тёмными, почти чёрными. Горчаков нагнулся к лицу жены, как видно, стараясь понять, что же она чувствует, и тихо спросил:

– Можно мне посмотреть на тебя?

Вера кивнула, слова казались ей лишними. Всё исчезло – страхи, принципы, обязательства, даже её мучительная любовь к Джону. Больше ничего не осталось, кроме объятий этого мужчины. Платон потянул за оборку платья, и ночной ветерок коснулся Вериных плеч и груди, а ещё через мгновение твёрдые губы мужа заскользили по её телу. Они жгли, как уголья, а от них загоралась жаром Верина кожа. Платон целовал жене плечи, надолго припал к ямочке под горлом – погладил её языком, потом соскользнул вниз и по очереди поцеловал соски. Платон целовал левый, а правый гладил, а следом – наоборот. Вера пылала, как факел. Такой она себя ещё не знала. Кожа её откликалась на легчайшие прикосновения, сердце стучало, а дыхание сбивалось.

Но и поцелуи мужа тоже изменились: теперь в них пылала страсть. Вера стала отвечать. Не отрываясь от её губ, Платон потянул вверх подол лавандового платья. Он гладил жене бедра, распаляя в ней томный жар, и когда его ладонь скользнула выше, Вера выгнулась ему навстречу. Теперь за неё решало тело, а оно жаждало единения.

– Да? – спросил Платон, целуя маленькое розовое ухо.

– Да, – просто ответила его жена.

Рванув на себе рубашку так, что отлетели пуговицы, и одним движением стянув остальное, Горчаков упал на белеющее в свете луны тело Веры. Мучительно медленно прокладывал он цепочку поцелуев по её животу, а когда прижался губами к лону, жена закричала и забилась. Платон приподнялся и сильным толчком вошёл в трепещущую глубину. Жгучие волны экстаза пробегали по телу Веры, удесятеряя его страсть. Их единение оказалось упоительно-ярким и мощным, как вспышка молнии…

…Вера не открывала глаз, опасаясь разрушить эту близость. Всей кожей чувствовала она мужа, он грел её, закрывая собой от ночной прохлады. Вере показалось, что Платон заснул, и она удивилась, услышав его шёпот:

– Спасибо, дорогая, за царский подарок. Обещаю, что ты никогда не пожалеешь, что вышла за меня.

– Я и не жалею, – отозвалась она, – я рада всему.

Платон помедлил мгновение, всматриваясь в разрумянившееся от страсти лицо своей жены, а потом поцеловал её. Это вновь был полный тихой ласки бесконечный поцелуй, он обещал долгие годы нежности и счастья, и Вера отвечала мужу. Она опять потеряла счёт времени и удивилась, когда Платон подхватил её вместе с покрывалом и понёс в спальню:

– Ты там простудишься, – заметил он. – Ветерок подует на разгоряченную кожу, и можешь заболеть.

– Я никогда не болею, – успела пробормотать Вера и поняла, что уже скользит по краю сна. Самый важный день в её жизни закончился упоительным восторгом, силы её иссякли. Вера вздохнула, повернулась на бок и мгновенно заснула.

Утро нагрянуло к Вере слишком рано. Солнце пробило оконные переплёты, расчертило на квадраты паркет, а потом добралось до постели и теперь било ей в глаза. Вера зажмурилась, повернулась к солнцу спиной и… упёрлась лбом в твердое плечо Платона.