Читаем Бомба для председателя полностью

- Разумеется, мне никто ничего не говорил, и я не могу доказать существование божье, - это недоказуемо, в это можно только верить. Вы верите в обезьяну, а я верю в бога. Вы верите в обезьяну, потому что это соответствует вашей духовной организации; я верю в бога, потому что это соответствует моей духовной организации.

- Здесь вы несколько подтасовываете. Я не верю в обезьяну. Я верю в человека.

- Который произошел от обезьяны. Вы верите в обезьяну в человеке. А я верю в бога в человеке.

- А бог, он что - в каждом человеке?

- Разумеется.

- Где же он в фюрере? В Геринге? Где он в Гиммлере?

- Вы задаете трудный вопрос. Мы же говорим с вами о природе человеческой. Разумеется, в каждом из этих негодяев можно найти следы падшего ангела. Но, к сожалению, вся их природа настолько подчинилась законам жестокости, необходимости, лжи, подлости, насилия, что практически там уже ничего и не осталось человеческого. Но я в принципе не верю, что человек, рождающийся на свет, обязательно несет в себе проклятие обезьяньего происхождения.

- Почему «проклятие» обезьяньего происхождения?

- Я говорю на своем языке.

- Значит, надо принять божеский закон по уничтожению обезьян?

- Ну, зачем же так…

- Вы все время очень нравственно уходите от ответа на вопросы, которые меня мучают. Вы не даете ответа «да» или «нет», а каждый человек, ищущий веры, любит конкретность, и он любит одно «да» или одно «нет». У вас же есть «да нет», «нет же», «скорее всего, нет» и прочие фразеологические оттенки «да». Вот именно это меня глубоко, если хотите, отталкивает не столько от вашего метода, сколько от вашей практики.

- Вы неприязненно относитесь к моей практике. Ясно… И тем не менее вы прибежали из концлагеря ко мне. Как это увязать?

- Это лишний раз свидетельствует о том, что в каждом человеке, как вы говорите, наличествует и божественное и обезьянье. Если бы во мне наличествовало только божественное, я бы к вам не обратился. Не стал бы убегать, а принял бы смерть от эсэсовских палачей, подставил бы им вторую щеку, чтобы пробудить в них человека. Вот если бы вам пришлось попасть к ним, интересно, вы бы подставили свою вторую щеку или постарались избежать удара?

- Что значит - подставить вторую щеку? Вы опять проецируете символическую притчу на реальную машину нацистского государства. Одно дело - подставить щеку в притче. Как я вам уже говорил, эта притча совести человеческой. Другое дело - попасть в машину, которая не спрашивает у тебя, подставляешь ты вторую щеку или нет. Попасть в машину, которая в принципе, в идее своей лишена совести… Разумеется, с машиной, или с камнем на дороге, или со стеной, на которую ты натыкаешься, нечего общаться так, как ты общаешься с другим существом.

- Пастор, мне неловко, - может быть, я прикасаюсь к вашей тайне, но… Вы что, были в свое время в гестапо?

- Ну что же я могу вам сказать? Я был там…

- Понятно. Вы не хотите касаться этой истории, ибо для вас это очень болезненный вопрос. А не думаете ли вы, пастор, что после окончания войны ваши прихожане не будут верить вам?

- Мало ли кто сидел в гестапо.

- А если пастве шепнут, что пастора в качестве провокатора подсаживали в камеры к другим заключенным, которые не вернулись? А таких-то - вернувшихся, как вы - единицы из миллионов… Не очень-то паства поверит вам… Кому вы тогда будете проповедовать свою правду?

- Разумеется, если действовать на человека подобными методами, можно уничтожить кого угодно. В этом случае вряд ли я смогу что бы то ни было исправить в моем положении.

- И что тогда?

- Тогда? Опровергать это. Опровергать, сколько смогу, опровергать до тех пор, пока меня будут слушать. Когда не будут слушать - умереть внутренне.

- Внутренне. Значит, живым, плотским человеком вы останетесь?

- Господь судит. Останусь так останусь.

- Ваша религия против самоубийства?

- Потому-то я и не покончу с собой.

- Что вы будете делать, лишенный возможности проповедовать?

- Я буду верить не проповедуя.

- А почему вы не видите для себя другого выхода - трудиться вместе со всеми?

- Что вы называете «трудиться»?

- Таскать камни для того, чтобы строить храмы науки, - хотя бы.

- Если человек, кончивший богословский факультет, нужен обществу только затем, чтобы таскать камни, то мне не о чем говорить с вами. Тогда действительно мне лучше сейчас вернуться в концлагерь и сгореть там в крематории…

- Я лишь ставлю вопрос: а если? Мне интересно послушать ваше предположительное мнение - так сказать, фокусировку вашей мысли вперед.

- Вы считаете, что человек, который обращается к пастве с духовной проповедью, - бездельник и шарлатан? Вы не считаете это работой? У вас работа - это таскание камней, а я считаю, что труд духовный есть мало сказать равноправный с любым другим трудом - труд духовный есть особо важный.

- Я сам по профессии журналист, и мои корреспонденции подвергались остракизму как со стороны нацистов, так и со стороны ортодоксальной церкви.

- Они подвергались осуждению со стороны ортодоксальной церкви по той элементарной причине, что вы неправильно толковали самого человека.

Перейти на страницу:

Все книги серии Максим Максимович Исаев (Штирлиц). Политические хроники

Семнадцать мгновений весны
Семнадцать мгновений весны

Юлиан Семенович Семенов — русский советский писатель, историк, журналист, поэт, автор культовых романов о Штирлице, легендарном советском разведчике. Макс Отто фон Штирлиц (полковник Максим Максимович Исаев) завоевал любовь миллионов читателей и стал по-настоящему народным героем. О нем рассказывают анекдоты и продолжают спорить о его прототипах. Большинство книг о Штирлице экранизированы, а телефильм «Семнадцать мгновений весны» был и остается одним из самых любимых и популярных в нашей стране.В книгу вошли три знаменитых романа Юлиана Семенова из цикла о Штирлице: «Майор Вихрь» (1967), «Семнадцать мгновений весны» (1969) и «Приказано выжить» (1982).

Владимир Николаевич Токарев , Сергей Весенин , Юлиан Семенов , Юлиан Семенович Семенов , Юлиан Семёнович Семёнов

Политический детектив / Драматургия / Исторические приключения / Советская классическая проза / Книги о войне

Похожие книги