Бомба из прошлого

Ей нравилось в Люке Дэвисе то, что он не вздрагивал, когда она переключала передачу или давила на педаль газа. Дважды ее пробирала дрожь, когда, выскакивая из-за идущего впереди грузовика, она видела летящую навстречу махину, водитель которой вовсе не собирался уступать полосу. Еще чаще сердце стучало в ушах, когда она, не снижая скорости, входила в крутой поворот и проносилась над обрывом. Кэти умела водить, имела категорию профессионального водителя и вполне комфортно чувствовала себя при ста сорока милях в час. Люк не замирал, не охал, не закатывал глаза. Даже не опирался рукой на приборную панель. Может быть, он и впрямь воспринимал ее всерьез как надежного профессионала, а не символ женского присутствия в мужском мире, каковым и был 10-й отдел.

Люк помог ей съехать с эстакады, подсказал, где и куда повернуть, так что они сами нашли нужное место и в конце концов припарковались рядышком с микроавтобусом на стоянке у церкви, напротив величественного, из стекла и бетона, фасада отеля.

— Отлично прокатились, — негромко сказал он. — Спасибо.

Кэти состроила гримасу. У него были красивые, изящные руки и приятный акцент. Он не старался выдать себя за кого-то, кем не был, и ей это нравилось. Она успела оценить его еще в Берлине, когда они наведались к бабушке Ройвена Вайсберга.

Люк подошел к автобусу. Боковая дверца отъехала в сторону, и Кэти увидела на заднем сиденье Кристофера Лоусона.

— Ну, что узнали?

— Ничего такого, о чем следовало бы докладывать по мобильному.

— Этого и не требовалось.

— Я разговаривал с ней.

— Вот как?

— Анна Вайсберг побывала в лагере. После побега скрывалась в лесу. Там у нее родился ребенок. Тогда же она и поседела. Женщина очень сильная, не в физическом, конечно, смысле, волевая. Я видел ее фотографию и картину.

— Что за картина?

Люк слегка запнулся.

— Описать довольно трудно. Мрачный, словно туда никогда не попадает свет, пейзаж… сосны, березы… Плохое место… как будто пропитанное страхом и ненавистью. Она не сказала, где это.

— Собибор, где же еще.

Лоусон откинул голову и закрыл глаза, но губы шевелились, словно повторяя снова и снова это слово… Собибор… Собибор…

Люк сказал, что хочет поискать, где тут перекусить, а Кэти сказала, что поищет туалет, и дверца микроавтобуса захлопнулась. Она почему-то подумала о Джонни, о том, что вот так же, только в переносном смысле, захлопнула дверь в трудный для него момент. Впрочем, переживать по этому поводу она не собиралась.

* * *

Кэррик чувствовал, что атмосфера меняется, напряжение сгущается, и в центре этих перемен, но одновременно и как бы вне их — он.

Еще одна прихожая, еще одно глубокое, удобное кресло, еще одна спальня за закрытой дверью. Мимо, даже не взглянув на Кэррика, прошмыгнул Иосиф Гольдман. Из спальни донеслись негромкие голоса, но говорили по-русски, и он ничего не понял. Выйдя, Гольдман снова ничего не сказал, но взглянул украдкой, и этот взгляд подсказал Кэррику, что шеф сделал еще одну уступку. Такой взгляд он замечал у Гольдмана и раньше: перед поездкой на склад и потом еще раз, когда Ройвен Вайсберг посадил его, Джонни, в свою машину. Глаза их встретились, но Гольдман тут же отвел взгляд и поспешил выйти.

В прихожую, не постучав, словно выделенная Кэррику территория значила не больше, чем какой-то коридор, вошел Виктор. Кэррик вскочил. Так полагалось. Услышал шаги за дверью номера — вставай. Повернулась дверная ручка — вставай. Поднявшись, он блокировал проход в комнату, так что Виктору пришлось обходить его. При этом русский едва заметно усмехнулся. Через пару минут, также без стука, вошел Михаил. Шагов Кэррик не слышал и подниматься начал только тогда, когда повернулась ручка. Михаил на мгновение остановился перед ним и толкнул в грудь, заставив сесть. Все случилось быстро, и лицо у русского осталось бесстрастным, только глаза полыхнули злостью. В руке он держал карту города.

Что-то происходило, но что? Атмосфера менялась, и в этой новой атмосфере Кэррик чувствовал, что теряет уверенность. Кому верить? На кого полагаться? За углом не было группы поддержки с привычными автоматами «хеклер-и-кох» и двумя магазинами. Два голоса, Михаила и Виктора, вскинулись и тут же опали, но спорили эти двое, похоже, не между собой. Значит, они нападали на Ройвена Вайсберга.

Кому верить? Кроме Вайсберга, некому Внутренняя дверь отворилась.

Теперь в руке у Михаила был черный, оснащенный шкалой и короткой антенной ящичек размером с толстую книжку в бумажной обложке. Не говоря ни слова, русский обошел прихожую, нацеливаясь антенной на розетки, телефон и телевизор. Остановившись перед детектором дыма, он приподнялся на цыпочках и поднес прибор к датчику. Прибор лишь негромко, ровно гудел, но не попискивал.