Бомба из прошлого

В тот же день Ворон приехал из аэропорта в город.

На вокзале его встречали. Контакт знал свое дело. Ворон лишь в последний момент заметил быстро приближающегося мужчину, а потом почувствовал, как в ладонь вложили свернутый в трубочку листок. Лицо мужчины совершенно не запомнилось.

Он стоял на тротуаре узкой улочки с магазинами, жилыми домами и отелем. Здесь не было того богатства, что бросалось в глаза на каждом шагу в Заливе. Серые бетонные стены с невзрачными дырками окон, тусклые витрины со скупым набором выставленных для продажи вещиц. Бумажка, переданная контактом, оказалась кусочком карты с улицей, на которой он стоял. Фойе отеля освещалось чахлым светом слабосильной лампочки. Он назвал вымышленное имя, вымышленные паспортные данные и заплатил наличными за ночь вперед. Ему вручили ключ и конверт с написанным карандашом номером комнаты. Ворон оторвал уголок конверта и увидел краешек авиабилета.

Нужно ли гостю что-нибудь? Может быть, женщина? Ворон покачал головой и улыбнулся в сморщенное лицо за стойкой далеко не первоклассного отеля «Белгрейд». Потребности в женщинах он не испытывал. Ни сейчас, ни раньше.

* * *

На платформе в Вулверхемптоне Сак ожидал поезда на Бирмингем. График допускал опоздание в один и даже два часа. Атмосфера в доме становилась все тяжелее и тяжелее, и каждый раз, когда он появлялся из комнаты, на него сыпалось все больше и больше вопросов. Когда вернешься? Почему с тобой нельзя будет связаться? Достаточно ли у тебя денег? Карточки? Наличные? Так что уехать пришлось пораньше.

На вокзале в Бирмингеме ему предложили сесть на прямой поезд до Лондона. В Лондоне он переедет на вокзал «Евростар», сядет на ночной поезд и к утру будет на месте.

Сак испытывал приятное волнение — ему доверяли, его ценили.

* * *

Ему показали памятники и таблички на стенах.

Кэррик стоял перед громадной композицией из отлитых в бронзе фигур — в военной форме, с касками на голове, винтовками, автоматами и гранатами в руках, они как будто перебегали от одного укрытия к другому. Ройвен Вайсберг сказал, что монумент установлен в память о другом восстании, восстании поляков-католиков, случившемся через год после падения бункера и руководимом людьми, которые не сделали ничего, чтобы помочь евреям. Кэррик видел — на фоне красной кирпичной стены — статую мальчишки с автоматом и со сползшей на лоб каской. Под руку бронзовому ребенку кто-то сунул букетик цветов. Поляки-христиане, сказал Ройвен, поддерживали своих, но не поддерживали евреев. Они прошли по тем же улицам, на которых когда-то расстреливали пленных, и увидели таблички, отмечавшие места, где находились командные пункты повстанцев. Они прошли над люками, которые вели в канализацию, через которую осуществлялось снабжение повстанцев и через которую немногие выжившие потом ушли из города. Кэррик держался бесстрастно — в конце концов он ведь всего лишь слуга, охранник, — но резкие высказывания Вайсберга в адрес тех, кто, сражаясь за свою свободу, ничем не помог евреям, задели его крепко. Здесь все пропиталось горечью поражения. Здесь повсюду вставали тени, напоминавшие о бойне неслыханных масштабов.

— Хочешь знать, сколько народу погибло в том восстании? Говорят, здесь полегло двадцать тысяч бойцов и двести двадцать пять тысяч мирных жителей. Но, Джонни, евреев погибло еще больше.

Уже смеркалось, когда Ройвен провел его через широкую площадь, мимо закрывавшихся на ночь магазинчиков. Хлопали ставни и двери. Кареты с запряженными лошадьми еще ждали туристов, но улицы почти обезлюдели, а начавшийся дождик прогнал и последних прохожих. Впереди лежал Старый город, и Кэррик, следуя за Вайсбергом, все еще не знал, зачем они идут туда.

ГЛАВА 14 14 апреля 2008

Теперь Кэррик понял. Теперь он знал, что было сделано и почему.

Ройвен Вайсберг привел его на главную площадь Старо Място. Они миновали Королевский замок и собор и свернули за угол у магазина, с витрины которого продавщицы убирали украшения из янтаря. Площадь была длинная и широкая, и впереди они увидели бронзовую статую обнаженной женщины, наготу которой прикрывал круглый щит. В поднятой руке она держала короткий меч. Со всех сторон площадь окружали старые четырехэтажные дома с облезлой тускло-розовой, бледно-желтой и грязно-серой штукатуркой. Но цвет зданий был теперь не важен — он все понял.

Контрнаблюдение. В памяти остался давний вечер в одном колчестерском пабе. Они все, новички роты «браво» 2-го батальона, молча слушали ветерана-сержанта, успевшего послужить в провинции и любившего поделиться с молодежью приемами выживания. Доказательством знания предмета, о котором шла речь, служила медаль «За безупречную службу». Себя сержант — отчасти потому, что никак не мог повлиять на исход операции, — считал приманкой и всегда говорил о своей роли с энтузиазмом. Теперь и сам Кэррик оказался в роли живца. В роли, из которой трудно выйти целым и невредимым.