Тишину нарушал только крик совы да шум дождя. Тадеуш Комиски ждал, пока чужаки уйдут. Ждал, хотя и знал, что и тогда, когда они уйдут, покоя не будет — рано или поздно они вернутся. Может быть, их звала могила. Проклятие сводило его с ума, из-за него у Тадеуша Комиски случались галлюцинации.
Совершенное в шесть лет навсегда сломало его жизнь.
Они тронулись дальше.
— Твоя тачка, майор, это история нашей жизни.
— Наша жизнь, полковник, дерьмо. Согласен, что и моя тачка ничем не лучше.
— Какая жизнь, такая и машина. Ломаная. И то, и другое — дерьмо.
— Знаешь, когда я только купил ее, в 1986-м, она казалась мне сказкой, чем-то вроде медали. Машина — это символ, знак личного успеха. Четыре цилиндра, 1500 кубиков, последняя модель… Почти «фиат». По утрам, выезжая на ней, я чувствовал себя — извини, друг, — счастливым. Я гордился собой.
— И все равно это кусок дерьма.
Первый день путешествия еще не закончился, а они уже потеряли четыре часа.
Не успели поднять задок, как полетел домкрат, подточенный той же ржавчиной, что уже погрызла дверцы и кузов. Машина осела на левое заднее. Моленков вытащил домкрат, а Яшкин со злости зашвырнул его в прибрежные камыши. Потом они сидели на запаске у скособочившегося «полонеза» и ждали помощи. Каждую проезжавшую машину встречали криками, жестами и мольбами о помощи. Первые четыре пролетели мимо. Пятая машина, фургон, остановилась, но шофер сразу обратил внимание на просевший зад и пару раз попытался выяснить, что такое тяжелое везут в багажнике под брезентом двое старых вояк. Пришлось от его помощи отказаться. Уже темнело, когда остановился купе. У сидевшего за рулем школьного учителя истории, чья жизнь, похоже, тоже была своего рода историей, нашелся нужный домкрат. За то время, что ставили запаску, они узнали, как зовут его, жену и детей, где он преподает, каких успехов добились его ученики и чем он увлекается. Уставшие от ожидания и рассказов спасителя, они все же поблагодарили его и помахали на прощание. Четыре часа коту под хвост.
— В этом мире, Игорь, кто-то побеждает, а кто-то проигрывает, и…
— Какой глубокий психологический анализ текущего состояния общества! Ничего другого от бывшего политработника я и не ожидал. Кому же демонстрировать прозорливость, как не замполиту.
— Ах ты, гад… Это ведь твое колесо полетело. И машина твоя. А что касается победителей и проигравших, то в нашей стране эти два типа контактируют друг с другом очень не часто. Первых — мало, а вторых слишком много. Ситуация у нас редкая. Мы — проигравшие, нас выперли из армии после многих лет верной службы. Мы — жертвы тотального неуважения. У нас нищенские пенсии, которые и получить-то нелегко. Но мы сделали скачок в новый мир, в мир победителей. Разве тебя это не бодрит? Нет? А должно бы.
Яшкин задумчиво нахмурился, а потом задал вопрос, давно не дававший ему покоя.
— По-твоему, я делаю это только из жадности и зависти к другим?
Ответ бывшего замполита не заставил себя ждать.
— Нет, дело не в жадности и не в зависти. Я всю жизнь работал с людьми и всегда искал в них слабое место. В тебе этого нет. Они нас предали. Они создали государство, где властвуют преступники, где правит коррупция; государство, пораженное отвратительными болезнями; государство, в котором верность и честь не в почете. Ты не сделал ничего такого, чего должен стыдиться. Я помню тот вечер, когда ты рассказал мне о том, что спрятано у тебя на огороде. Ты нервничал, потому что рассказывал о самом большом твоем секрете. Помню, я еще тогда позавидовал твоей выдержке и твоему мужеству. Не каждый смог бы вытащить из Зоны то, что вытащил ты. Время для разговоров прошло — будем делать дело.
Яшкин усмехнулся и повернулся к приятелю. Усталое лицо с резкими чертами, длинные седые волосы убраны назад и перехвачены на затылке резинкой, возле глаз — глубокие морщинки, на щеках — серая щетина. Он знал, как нелегко ему приходится, — жизнь катится к закату, а рассчитывать не на что. Они оба оказались в одной дырявой лодке. Губы растянулись в улыбке.
— У меня такое чувство, что «полонез» не подведет.
Они пожали друг другу руки. Свет фар пробивался сквозь сумерки. Дорога бежала вперед — мимо широких озер, по шатким деревянным мостам, через дремучие леса. В багажнике, накрытый сумками и брезентом, лежал груз, доставить который они взялись. Руки крепко держали руль, и дорога убегала вдаль.
Ее предупредили насчет того, с кем предстояло встретиться. За Кристофером Лоусоном, сказал начальник, закрепилась репутация отъявленного грубияна. Прижимая к груди картонную папку, она прошла по Миллбанку на северной стороне реки, мимо высоких башен, галереи Тейт, военно-медицинской школы, потом повернула к мосту и, оказавшись на другом берегу, увидела перед собой громоздкую массу зданий, в которых размещалась другая секретная организация.