КОМНАТА БЫЛА большой, с толстыми коврами на полу и стенами, задрапированными дамасскими тканями, причудливыми подоконниками и большой спиральной люстрой из венецианского стекла, над которой, должно быть, не меньше года трудилась целая семья резчиков. Широкоплечий человек с длинным, торжественным лицом и большим носом, покрытым сеткой лопнувших кровеносных сосудиков, встретил меня у двери, осторожно подал руку и подвел к длинному столу, старательно отполированному и навощенному, за которым сидели в ожидании еще четыре человека...
— Джентльмены, мистер Флорин, — представил меня широкоплечий.
У людей за столом были странно похожие лица, напоминающие камбалу, так что я был просто в восторге от знакомства с ними. А им если и понравилась моя внешность, то они никак это не выразили.
— Мистер Флорин согласился нам помогать... — начал Большой Нос.
— Не совсем так, — тут же перебил я его. — Я согласился вас выслушать.
Я взглянул на пять лиц за столом, и они зачем-то обернулись. Но стула мне никто не предложил.
— Эти господа, — сказал мой хозяин, — персональный штат сенатора. Вы можете полностью доверять их абсолютной предусмотрительности.
— Прекрасно. А в чем мы должны быть предусмотрительными?
Один из сидящих подался вперед, стискивая лежащие на столе руки. Он был маленький, сухонький, с узкими, точно вылепленными из белой глины ноздрями и глазами, как у хищной птицы.
— Мистер Флорин, как вам известно, анархисты и прочие недовольные угрожают нашему обществу, сказал он негромко, словно шепоток совести. — Кандидатура сенатора на пост Мирового Лидера — наша единственная надежда на продолжительный мирный прогресс.
— Возможно. Но причем здесь я?
— Может, вы заметили, — сказал его сосед, пухлый и весь какой-то мягкий, — что в последние дни избирательная кампания сенатора начинает терять импульс динамики.
— Я не интересовался этим в последние дни.
— Были претензии, — сказал первый, с глазами птицы, — что он повторяется, терпит неудачу при ответах на вопросы его противников, что ему недостает динамизма. И эти претензии все ширятся. Последние три месяца мы кормим новостные масс-медиа подтасованными фактами.
Все уставились на меня. В комнате повисла тишина. Я оглядел стол, и мой взгляд остановился на человеке с густыми седыми волосами и бульдожьим ртом.
— Вы хотите сказать, что он умер? — спросил я.
Седовласый медленно, почти с сожалением покачал головой.
— Сенатор, — торжественно произнес он, — сошел с ума.
В этот кульминационный момент тишина стала такой же тяжелой, как полностью загруженная стиральная машина в прачечной. А может, и еще тяжелее. Я огляделся, увидел у стены стул, принес его поближе к столу, сел и поерзал, устраиваясь поудобнее, после чего откашлялся. За окном послышались гудки автомобилей.
— Трудности, которые он преодолевал последние три года, подкосили бы обычного человека в два раза быстрее, — сказал человек-птица. — Но сенатор — борец, и он стойко переносил это давление. Однако, оно все же сказалось на нем. Он везде стал видеть врагов. В конце концов, его навязчивые идеи сложились в устойчивую бредовую систему. Теперь он считает, что все против него.
— Он уверен, — сказал Большой Нос, — что существует заговор с целью его похищения. Он предполагает, что враги намереваются промыть ему мозги и сделать своей марионеткой. Соответственно, он решил, что должен бежать.
— Трагично, — сказал я, — но это не совсем моя сфера. Вам нужен мозгоправ, а не сыщик.
— Самые лучшие нейропсихологи и психиатры страны пытались вернуть сенатора к реальности, мистер Флорин, — сказал Большой Нос. — Но у них ничего не получилось. Поэтому мы решили привести реальность к сенатору...
— НАШ ПЛАН в этом и состоит, — сказал человек-птица, подавшись вперед, и на его лице появилось даже нечто вроде
— Он предполагает, что, выйдя из роли делового человека, лишившегося пропитания и положения в обществе, он может просто затеряться в толпе, — сказал Большой Нос. — Но он столкнется с тем, что это не так все просто. Аналитики, изучавшие его дело, уверяют нас, что его чувство долга нельзя так просто скрыть. Трудности возникнут из глубины его же разума. А поскольку ему противостоят воображаемые препятствия — он обнаружит, что, в конце концов, они вовсе не воображаемы.
— Человек, который считает, что его преследуют невидимые враги, который считает, что ему грозит смерть, является, по определению, психически больным, — сказал человек-птица. — Но что, если его действительно преследуют?
— Мы априори считаем его нормальным, мистер Флорин, — сказал Большой Нос. — И, непосредственно столкнув его с реальностью, приведем его обратно к здравомыслию.
— Ловко, — сказал я. — А кто обеспечит его розовыми слонами? Или серебряными человечками в клозете?