Бинти уже поднялся с пола, а Бэттерсби упирался ногой в основание сиденья летчика и изо всех сил нажимал на штурвал. Лицо его покраснело, как свекла. Вены на лбу вздулись от напряжения.
Штурвал не поддавался, но Бэттерсби и Ламберту все же удалось приостановить его движение назад. Оба они прилагали все свои силы, и Ламберт уже начал сомневаться, удастся ли им вообще отжать его вперед, пока они будут лететь над Северным морем.
Бинти отдернул шторку у штурманского поста. Его сразу же ослепила яркая, неестественно зеленая вспышка. Бинти испуганно перекрестился: уж не в преисподнюю ли они попали? Зеленый свет вспыхнул еще ярче и сразу пропал. Бинти ощупью добрался до сиденья штурмана, но там никого не оказалось. Самолет заполнило дымом. Бинти осторожно направился к хвостовой части и, дойдя до своей турели, увидел в фюзеляже пробоину, через которую прошел бы небольшой автомобиль.
– Боже мой! – пробормотал Бинти. Он ожидал, что ему хоть что-то скажет на это сидящий в турели Джимми Гримм, но, направив вверх луч карманного фонаря, вдруг с ужасом понял, что нижней части тела Джимми не было. Вместо нее он увидел месиво из обломков костей, кропи и внутренностей. В эту массу из труб, которые шли в хвостовую турель, стекало масло. Бинти отвел фонарный луч. К горлу подступила тошнота. Бинти прижался к холодной как лед металлической обшивке фюзеляжа.
Ламберт чувствовал, что педали управления рулем направления не действуют. Значит, хвостовая часть самолета сильно повреждена. Он убрал газ и снизил скорость, чтобы уменьшить напряжение всего корпуса самолета.
Бинти включился в переговорное устройство:
– Флэш, ты на месте? Ответа не последовало.
– Бинти, что там происходит? – спросил Ламберт.
– Джимми убит, командир. Флэш не отвечает.
– А ты разве не можешь пойти и узнать, что с ним?
– Дальше невозможно пройти, командир. Тут полно дыма. Оторвало чуть ли не половину фюзеляжа с одного борта. Хвост едва держится, вот-вот отвалится.
– Кошер, у тебя все в порядке? – спросил Ламберт по переговорному устройству.
Никто не ответил.
– Ты где. Кошер? – еще раз спросил Ламберт. В переговорном устройстве послышалось какое-то бормотание.
– Ты ранен? В ответ опять раздались булькающие звуки. Похо же, что Кошер, как и все раненые, шептал слово «мама».
Ламберту приходилось водить самолет с ранеными и мертвыми. Он уже хорошо знал, что тот, кто не отвечает, или убит, или совсем невредим. Тот же, кто воет благим матом, наверняка легко ранен или поцарапан, ибо тяжелораненые не могли кричать громко и долго. Слабое бормотание, такое, какое издавал сейчас Коэн, обычно было свойственно тем раненым, которым следовало срочно наложить жгут и дать морфий.
– Найди Кошера, Бинти, – приказал Ламберт.
– Я уже нашел его, командир. Придется опуститься пониже, ему необходим кислород.
– Соедини его шланг.
– На нем нет кислородной маски. Она обгорела. Я достал из коробки морфий. Сколько ему впрыснуть из этой ампулы?
– Введи ему половину ампулы в руку. Это уже будет двойная доза.
– В руку трудно, командир. Можно ввести в ногу?
– Можно, Бинти. Дигби, поди помоги Бинти, слышишь?
Бинти попытался сдвинуть Коэна вперед, к прикрепленной над главным лонжероном койке, но Коэн прилип обгоревшей спиной к желобу для сброса фотобомб. Бинти опасался, что может разорвать Коэна, так как теперь, после укола морфия, тот не почувствует боли, а когда почувствует, будет уже поздно.
Бинти прижал к себе Коэна, как ребенка. После укола морфия Коэн начал дрожать, как в лихорадке, но вскоре снова затих. Его открытые глаза стали стеклянными, как у игрушечного плюшевого медвежонка.
Неожиданно все услышали голос Флэша Гордона:
– Хвостовой стрелок – командиру. У меня все в порядке.
– Где ж ты был, черт возьми?! – спросил Ламберт.
– Извини, командир. У меня отсоединился разъем, а я и не заметил. Я все время вызывал вас и спрашивал, что происходит.
– Командир, прикажи Флэшу пройти вперед, – предложил Бэттерсби. – А то его вес так далеко в хвосте… – Он не договорил, как бы давая Ламберту самому представить, чем это грозит.
– Ты можешь прийти сюда, Флэш? У нас кое-что произошло в средней части, поэтому иди осторожно и захвати с собой парашют.
– О'кей, командир, – ответил Флэш.
Без помощи штурмана и бортрадиста, который мог бы определить место самолета по радиомаякам, Ламберт попытался построить в уме треугольник скоростей. Он снизил «ланкастер» до четырех тысяч футов, чтобы Кошер не погиб от недостатка кислорода, хотя ветер здесь опять мог быть совершенно другим.
– Командир, разреши, я попробую настроить радиостанцию, – предложил Дигби.
– Оставайся в носу. Помоги мне определить момент, когда мы пересечем береговую линию.