Кстати сказать, Луи-Наполеон однажды попытался дать с Евгенией волю рукам, но получил довольно резкий удар веером, напомнивший ему, что он имеет дело не с танцовщицей. Однако он решил, что добьется своего, и продолжил настойчивые ухаживания.
Евгения была знатного рода, что не мешало ее матери открыто заниматься поисками ей мужа, и от этого репутация девушки несколько пострадала. Надо отметить, что сама мадам де Монтихо «прожила довольно бурную жизнь, усеянную более или менее громкими романами»174
.В течение последовавших недель Луи-Наполеон несколько раз встречался с молодой испанкой. Та вела себя сдержанно, что только распалило его интерес. Однажды вечером он пригласил Евгению с матерью в свой замок Сен-Клу. После ужина он предложил дамам прогуляться по саду и подал руку девушке. Та обиженно сказала: «Монсеньор, здесь присутствует моя мать». И Луи-Наполеону «волей-неволей пришлось целый час таскать на буксире мамашу»175
.Политические события развивались весьма бурно, но это не помешало будущему императору продолжать желать Евгению все с той же страстью. Когда она уехала из Парижа, он вел с ней регулярную переписку, которая только обострила его чувства. Письма Евгении очаровали его своим содержанием и качеством. Но этому есть простое объяснение: писала письма не она сама, а… Проспер Мериме (было совершенно нормально, что бывший любовник матери и великий писатель решил помочь устроить жизнь ее дочери). Мать прекрасно понимала, что ей в руки попала редкая добыча. Однако сама Евгения вела себя сдержанно, поскольку любила другого: она уже несколько лет мечтала выйти замуж за соотечественника, маркиза д’Альканисеса, «но тот решил, что мадемуазель де Монтихо была для него не очень удачной партией»176
.В начале 1852 года будущая императрица поняла, что ее мечте не суждено было сбыться, поэтому она сделала все, чтобы Луи-Наполеон «попал в ее сети».
И он попал. Он понял, что, если он хочет обладать этой столь желанной и красивой девушкой, ему придется пойти на все. Испанка ясно дала понять, что ее не устроит роль обычной фаворитки. Однажды в Фонтенбло, проходя под окнами ее спальни, Луи-Наполеон увидел ее в окне и спросил шутливо у Евгении, как ему пройти в ее покои. Но она ответила, как отрезала: «Только через часовню, монсеньор!»
После церемонии коронации императора Наполеона III, состоявшейся 2 декабря 1852 года, остро встал вопрос о его женитьбе, ведь необходимо было думать об укреплении династии Бонапартов. Пошли разговоры о дочери бывшего короля Швеции. В качестве кандидаток упоминалась также принцесса Гогенлоэ, дочь сводной сестры английской королевы Виктории. Все это разбивало сердце мисс Говард, которая «уже видела себя императрицей в качестве компенсации за огромные деньги, выданные любовнику для реализации его замыслов»177
. Чтобы успокоить недовольство любовницы, император подарил ей титул графини и дворец Шато-де-Борегар, расположенный в пяти километрах от Версаля, в котором она прожила до своей кончины, последовавшей в 1865 году.Эндрю Дж. Роу и Светлана Ферлонг пишут:
«Гордая испанка сразу покорила Луи-Наполеона – это произошло на балу в Елисейском дворце <…> Но ему понадобилось четыре года, чтобы тот мимолетный порыв воплотился в полноценный и одобренный церковью брак. Правда, и выбирал супругу уже не президент республики, а император»178
.Эти же авторы отмечают:
«В Париже поговаривали, что Луи-Наполеон предлагал Евгении замужество, еще будучи президентом республики. Правда это или нет – сказать сложно. Однако реальных действий он тогда не предпринимал. Тем временем на большинстве официальных приемов 1849–1851 годов Евгения де Монтихо числилась в числе приглашенных – так она постоянно находилась на глазах у Луи-Наполеона. Была ли это тонкая игра? Да, конечно! Шанс стать императрицей Франции будоражил умы большинства незамужних светских красавиц того времени. Но нужно отдать должное – Евгения оставалась сама собой, это Наполеону III требовалось завоевать сердце испанки. Впрочем, многие очевидцы отмечали, что падкий на женскую красоту Луи быстро влюбился в Евгению де Монтихо и был готов просить ее руки»179
.Император сообщил своему другу, генералу Эмилю-Феликсу Флёри, о чувствах к Евгении.
– Ах, если бы вы знали, как сильно я ее люблю, – сказал он.
– Я это прекрасно вижу, – ответил Флёри, – тогда женитесь на ней…
– Я об этом и думаю, – признался монарх.
Потом он спросил у Евгении, свободно ли ее сердце? Девушка ловко ушла от прямого ответа: «Могу вас заверить, что я по-прежнему мадемуазель де Монтихо»180
.Официальное предложение о браке от имени императора передал невесте государственный министр Ашиль Фульд, один из ближайших к Луи-Наполеону политических деятелей, человек, помогавший ему делать государственный переворот.
Но когда двор официально обо всем узнал, все стали высказывать недовольство. Как обычно, самой язвительной была принцесса Матильда: «В мадемуазель де Монтихо можно влюбиться, – сказала она, – с ней можно переспать, но никак нельзя на ней жениться»181
.