Бонбоньерка (СИ)

- Со своих доходов, мадам, - сообщил поверенный трудно постижимую истину.

Она снова на минуту задумалась, теребя душистый розовый лепесток.

- Вы можете себе представить человека, который не пьет, не курит сигарет, не бранится и не заводит романов тут и там да еще не делает долгов? Вы видели таких людей, Дженкс?

- Очень редко, мадам.

- От чего же он умер? - поинтересовалась она, поднимаясь из кресла.

- Сердечный приступ. Врачи говорят, если б не это, ваш муж еще столько бы прожил.

Екатерина Александровна была на тридцать лет моложе своего супруга и в такой же пропорции более наделена живыми человеческими чертами, чем он. После ухода поверенного у нее не выходил из головы образ идеального джентльмена, безупречного, как древнегреческая статуя, и, в общем-то, такого же уныло голого.

Может быть, он хотя бы состоял в каком-то тайном обществе? И она вообразила себе собрание в белых балахонах под плесневеющими сводами средневековых подземелий. "Чушь! Он даже не храпел!" - с досадой подумала она.

После полудня она съездила в цветочный магазин заказать траурный венок, купила бутоньерку для себя и заехала на квартиру покойного забрать клетку с попугаем. Все это не заняло много времени, но очень ее огорчило и вызвало множество воспоминаний о тех днях, когда она еще слыла первой красавицей в свете.

Вечером она долистывала начатую книгу. Птичью клетку поместили в оранжерее рядом с ее столиком, и свет от лампы делал нарядное желто-красное оперение ара еще ярче. Он купил его у одного знакомого торговца, по случаю, и поскольку в те дни с интересом читал старинные хроники с жизнеописаниями венецианских дожей, то имя для крупной, хитроумной птицы пришло само - Дож. Кити называла мужниного питомца Додили. Когда супруги разъехались, Додили последовал на новую квартиру со своим хозяином, и это нисколько ее не расстроило. Кити относилась к Дожу уважительно, но с прохладцей.

В последней сцене романа герой совершал совсем уж несусветную глупость, и Екатерина Александровна, чтобы облегчить себе такие муки, открыла муаровую коробку с конфетами и отправила одну, в виде шишечки, в рот. Стало лучше, но тут же произошло другое событие, к которому она никак не была подготовлена.

- М-м-м! Ах! - произнес попугай, оживившись, и смачно крякнул от удовольствия, как некогда делал ее муж.

Екатерина Александровна от неожиданности вздрогнула и замерла с вытянутой рукой.

- Еще по одной? - предложил Дож.

Она машинально потянулась к золотым внутренностям бонбоньерки и взяла другую шишечку, побольше. На Дожа это снова произвело сильное впечатление, и он принялся одобрительно чмокать и вздыхать, а потом явственно запил шоколад чаем. После глазурованного полумесяца он остановил Екатерину Александровну кратким замечанием в нос:

- Не совсем. Первая лучше.

- Если ты находишь, - согласилась она, входя во вкус и постигая гастрономические нюансы пристрастия своего покойного супруга. - Клянусь Богом, Дож, никогда не ела шоколад с большим аппетитом!

Когда коробка опустела, было уже за полночь и обоих сотрапезников клонило в сон. Но Екатерине Александровне было приятно узнать, что ее мужа связывало с человечеством не только чувство долга и порядок, от которых так много пользы и так мало радости личной.

- Шоколад это, конечно, не роман с кинозвездой и не баккара, но тоже неплохо, - думала она, засыпая в своей "итальянской" спальне. - И Дож прав, первая с ликером лучше. Завтра заказать еще таких.

Приглашение

Мори был райской звездой их театра, и этот Мори, которого после каждого спектакля поджидали у служебного входа ошалелые, завитые поклонницы с драчливыми сумочками и ревниво оспаривали партнерши по сцене, прислал ей приглашение на театральную вечеринку. Можно ли в это поверить? И однако тут все ясно сказано.

Она перечла в третий раз, отложила конверт и принялась беспорядочно ходить по комнате. Ну и Мори! Женат и жена чудесная, играет в их же театре и, наверно, будет на той же вечеринке, а ему общества молоденьких актрис захотелось! Румяной новизны отведать! Будет ему новизна с шампанским. Она пойдет, непременно пойдет и покажет, что такое женское достоинство. И, распахнув зеркальные дверцы шкафа, она стала перебирать платья. Мори брюнет, значит, ему должны нравиться яркие цвета. Пусть от этого красного ему ударит кровь в голову. И как удачно, что у него высокий рост, можно надеть босоножки на шпильках и не чувствовать себя нелепо. Вот эти, с острыми золотыми наконечниками, как рыцарские копья или как стрелы, отравленные ядом безумных Борджиа. Как мягко войдут они в блестящую кожу его туфель, как ясно покажут ему ее превосходство и истинный стиль, замечталась она, разглядывая свое отражение с винно-красным шелком в руках. А если он, не дай ему Бог, позволит себе лишнее, то получит звонкую пощечину, прямо при всех. Интересно, какое тогда лицо будет у этого негодяя?