Бонбоньерка (СИ)

В назначенный вечер, подрагивая платиновыми завитками и источая аромат пудры и духов, она вошла во всем своем актерском блеске в ярко освещенную, шумную залу, где уже собрался весь их театральный мир, и стала искать глазами своего кавалера. Он стоял в центре, под огромной люстрой и, как ни в чем не бывало, улыбался жене одной из своих самых чарующих улыбок. Не успела она сделать в их сторону и двух шагов, как перед ней появился Мори Лэйн, молодой, довольно талантливый актер их труппы, который ей всегда был глубоко симпатичен.

- Я так рад, что ты пришла! - произнес он с искренним чувством, заслоняя собой ее блистательную цель. - Я до последнего момента боялся, что ты не примешь моего приглашения.

- Мори, - запнулась она, глядя на его безмятежный, с тремя счастливыми складочками лоб, - и я так рада! - и с облегчением звонко рассмеялась.

- Вероятно, я действительно сейчас глупо выгляжу.

- Что ты, ты выглядишь чудесно! Много лучше, чем кто-то был бы через пять минут, - и она взяла его под руку, бросив мимолетный взгляд на идеальную поверхность его черных лаковых туфель.

Фамильный шоколад

После ухода гостей на маленьком столике остались тесно лежать полураскрытые подарки в шуршащей цветной бумаге с полосатыми, хрусткими лентами. При свете абажура, в тишине петербургского зимнего вечера эта пестро блестящая компания походила на скомканную сказочную картинку. Был поздний час, она поправила съехавшую фольгу, взяла коробку конфет из-под низу и пошла к себе. Коробка была изящная, овальной формы, с золотыми птичками по бокам и рисунком костюмированного праздника в центре крышки. Внутри, в золотых сотах, покоились блестящие шоколадные шары, прикрытые папиросным слоем, поверх которого лежала открытка. Повинуясь пожеланию дарителя, она пробежала глазами аккуратные, мерные строчки.

Это не было поздравлением с совершеннолетием, которые обычно пишут по этому торжественному случаю, как не было и поздравлением в буквальном смысле. Открытка содержала недлинное стихотворение в ее честь, простое и в то же время поэтичное и полное внутреннего тепла. Сочинитель преподносил ей шоколад, сравнивая ее саму то с медовой сладостью содержимого, то с лимонной шипучей помадкой, щиплющей язык своей остротой, и не мог наглядеться на розовую глазурь ее милого ротика, от которого одного зависело, сказать ли "да" или разрушить "шоколадный замок его грез". Слова смотрели на нее своими округлыми гласными, вели за бегущей мыслью гибкими, черными хвостиками и не хотели выпускать из круга своей рифмы. Завороженная и убаюканная тишиной, она уже их не читала, а плыла по их кромке, и золотые отблески коробки перебирали ее пальцы.

Не подарок, но дар, умный и изысканный. Она не знала никого из своих знакомых, кто мог бы его преподнести. Оставалось ждать. Не могло так случиться, чтоб автор этих строк не попытался завладеть ее вниманием снова.

В последующие три дня каникул мела однообразная, мутная метель. Улицы опустели, и было тоскливо раздвигать по утрам шторы и наблюдать все то же наклонное движение белых пунктиров, без конца перечеркивающих дома с противоположной стороны. Стекла ее эркера монотонно гудели, когда ветер менялся и хлопья принимали новый угол падения. Она весь день сидела у окна с альбомом репродукций или с карандашом и представляла, как снег постепенно поднимается до ее этажа и выше и уже вытряхивает белые карманы на крыше.

Никто не подъезжал, не приходил. Не было ни писем, ни звонков, ни даже колокольного звона издалека, как обыкновенно. Конфеты стояли тут же, около, и таяли вместе с уверенностью, что их даритель когда-либо существовал.

На четвертый день мести перестало, и, воспользовавшись временным затишьем, она пошла к своей grand-mХre*, жившей в двух кварталах от нее. После поздравлений и поцелуев последняя пожелала узнать, угодила ли подарком.

- Который был твой? - спросила она.

- Самый лучший, сладкий.

- Конфеты? Значит, и открытка тобой написана?

- Написана мною, а сочиненья чужого, - ответила пожилая дама, высвобождая жемчужный узел бус из складок платья. - Хочешь знать чьего?

- Я три дня только об этом и думаю!

- Вот это жаль, кто писал, того не воскресить. Стихи эти еще мой дед, князь Львов, сочинял и вместе с коробкой конфет своей избраннице преподносил. С тех пор у нас такой семейный обычай: в день совершеннолетия всем девочкам дарят это послание с шоколадом на счастье. Когда меня не станет, унаследуешь оригинал.

- Те самые дедушкины конфеты?

- Вот дурёха! - в ее голосе послышались насмешливые нотки. - Виньетку с посвящением. А конфеты бабушка в тот же день и съела, большой была поклонницей pБtisserie** - знала все кондитерские Европы, много кошельков в них оставила. И ее знали, не один шоколадный эклер был глазурован в ее честь.

Объяснение нашлось, но не удовлетворяло вполне. И, когда она возвращалась, плотно сжимая пальцы в рукавичках в кулачки, в дневном небе висела такая же незавершенная меланхоличная луна.

* Бабушка (франц.)

** Кондитерские изделия (франц.)

Избранный