Бондиана

Картина из его рассказа складывалась не очень приглядная, но логичная — а для Джеймса еще и неприятно знакомая.

Около года назад появился на Нереиде некий преступный элемент с амбициями, во много раз превышающими пошиб. Мелкий мошенник вроде Сьюта, тоже мечтающий о славе то ли Фантомаса, то ли Мориарти, то ли самого Мистера Зло. Таффер называл его Суперменом, боялся до судорог, таращил глаза и переходил на шепот при каждом упоминании. И судорожно хватал Джеймса за ближайшую деталь одежды — словно проверяя, не подевалась ли случайно куда его защита и опора.

Таффер был уверен, что Супермен не человек (ну или хотя бы не совсем человек) и ему подчиняются демоны, и только надеялся, что демоны доблестного майора окажутся круче.

Супермен пришел на тайное место сбора их банды («Это какое? — уточнил ехидный Пабло. — То, что в Центральном парке налево от входа? Три скамейки в кустах сиренекации?») с полной сумкой пива и сразу стал своим. Супермен знал все обо всех: кого как зовут, у кого какие проблемы («Умеет работать с базами данных», — одобрительно хмыкнул из своего угла Невидимка). Супермен умел перемещать предметы силой мысли, вытаскивать монетки из пустого кармана, делать полной пустую бутылку и призывать жутких демонов («Мой дядя тоже умеет, — пожала плечами Рита и добавила в ответ на поднятую бровь капитана: — Он в цирке работает»).

А еще Супермен рассказывал о блатной романтике, романтике настоящих сильных мужчин, и пел душераздирающие песни о верных подельниках, злобных конвоирах и маме, которая не дождется. Он говорил, что настоящий сильный мужчина не подчиняется никаким условностям, в том числе и условностям морали и закона, что их придумали слабаки, стремясь отобрать у сильных их силу. Он обещал научить «крысодраконов» быть настоящими воинами и свободными личностями, если они будут его слушаться и выполнять особые обряды накопления силы, которые узколобые обыватели считают преступлениями.

При описании этих обрядов Таффер начал коситься на Глеба и мямлить, но Джеймсу достаточно было переступить с ноги на ногу, чтобы слова снова хлынули из горе-снайпера неостановимым паническим потоком.

Если отбросить словесную мишуру и красивости, то залетный бандит-теоретик решил, что провинциальная Нереида — поле непаханное и идеально подходит для его целей. Он прилетел сюда с парочкой прихвостней, которых Таффер называл «Наставниками» (причем таким тоном, что написание с большой буквы подразумевалось по умолчанию), и организовал нечто наподобие школы преступлений. Сам он ее называл Академией. Отследил уже более или менее сплоченную группу проблемной скучающей молодежи, навешал им лапши на все выступающие части тела и начал потихоньку вязать криминалом.

Конечно, обставлено все было красиво — ритуалы, обряды, торжественные клятвы, воровская честь, братство отверженных и все в том же духе. Не мелкое хулиганство, а проявление нонконформизма, не вандализм, а публичный акт сопротивления косности общества, не кража, а экзамен на ловкость, не грабеж, а доказательство собственной силы и исключительности в контексте отделения «тварей дрожащих» от тех, кто «право имеет». Поставить прослушки в управление полиции тоже было одним из заданий для этих самых, право имеющих.

С вероятностью в 71 % Супермен обладал чем-то вроде техники гипнотического внушения: вряд ли ему удалось бы настолько задурить мозги молодым лоботрясам одними только песнями, фокусами да дармовой выпивкой. И, разумеется, легких краж и мелких хулиганств для его целей было недостаточно.

Ему требовалось повязать юнцов кровью.

Первой попыткой такой «вязки» как раз и должно было стать убийство Таффером прилетевшего инструктора. Так сказать, одним выстрелом сразу двух клыканов: и устранить потенциальную угрозу, и проверить в деле туповатого, легко внушаемого и прекрасно стреляющего юнца, которого Супермен, похоже, натаскивал на снайпера.

— А мы думали, ты туда завтракать пришел! — поддел его Джеймс и задал с самого начала интересовавший его вопрос: — Тебе разве не говорили, что снайпер на позиции не ест и вообще не мусорит?

— Вы совсем как Супермен! — гыгыкнул успокоившийся к концу допроса Таффер, но тут же плаксиво скривился и заканючил: — Он тоже твердил не есть, не пить… А я че — дурак, че ли? Три часа-то не жрамши.

* * *

В «гадовозе» было только три пассажирских места, а лететь на арест преступной Академии хотели все, и потому Степан привычно полез за штурвал капитанского флайера. Серая спортивная машинка принадлежала Глебу Ржаному лично, но он еще с армейских времен привык пользоваться личными вещами в служебных целях. Вот и сейчас не задумался ни на секунду — а чего тут думать, если надо?

Думал он о другом. О том, что, когда задержат этих недомафиози (главное, взять первым гребнем Наставников и Супермена, а остальных можно и позже, или вообще ограничиться разговором с родителями, чтобы надрали великовозрастным оболтусам задницы и к делу какому пристроили), надо будет перетереть с комендантом офицерского общежития и устроить-таки майора Горина.