— Да, — вздохнул Матвеев, — когда я говорю — жизнь, я имею в виду жизнь легальную и не в качестве приписанного к полицейскому участку оборудования, поскольку какая же это, к чертям собачьим, жизнь… Нет уж. Жизнь так жизнь, в качестве полноценного гражданина Нереиды, со всеми правами и обязанностями. Которые он и так вполне успешно выполнял, если на то пошло… Планета будет надо мной смеяться… Да ладно, пусть смеются. Первый раз, что ли?
— «DEX-компани» поднимет шум, — ухмыльнулся генерал. — А это серьезные противники. Но тут я смогу вам помочь. У меня есть кое-какие рычаги давления на эту компанию. Взамен выдадите мне шайку, арестованную вашим Bond’ом. У нас к ним есть ряд вопросов. Сьют — мелочь и дурак, но через него можно выйти на очень интересных личностей… Кроме того, мне хотелось бы, чтобы арест Сьюта и его дружков проходил по документам как наша совместная со здешней полицией операция.
— Да отдам, конечно, какие вопросы! — обрадовался президент. — И — да, брали их вместе! Если хотите, под вашим руководством.
Генерал впервые обратился к киборгу:
— У тебя сохранились записи преступных действий Сьюта?
— Только два последних эпизода, — ровно ответил Джеймс. — Предыдущие записи он приказывал стереть, а последние два раза — забыл.
— Я же говорю — как есть дурак. Еще и забывчивый. Сбрось мне файлы. Пригодятся… — Генерал перевел взгляд на президента. — Господин Матвеев, вы хотите оставить это сорванное сокровище в управлении полиции?
— Да. Но не как оборудование, а как полноценного сотрудника.
С генерала впервые слетела невозмутимость. Он рявкнул:
— Только не майором! Я на этом настаиваю! Хрен ему чужие погоны, пусть свои зарабатывает!
— Согласен! — примирительно откликнулся президент. — Рядовым констеблем.
Остывая, генерал буркнул:
— И фамилию пусть поменяет. Джеймс Горин был отличным офицером… нечего примазываться…
— И этот вопрос решим. — Президент взглянул на киборга. — Джеймс, выбери себе другую фамилию. Любым способом, хоть рандомно.
Киборг не задержался с ответом ни на мгновение:
— Бонд. Джеймс Бонд.
— А что? — хохотнул генерал. — И врать не надо…
А потом вирт-окна погасли. Бонд сидел неподвижно, глядел перед собой и думал, что все, конечно, кончилось чудесно… только вот вся беда в том, что вовсе оно не кончилось. Во всяком случае для него. Оно только начинается. Вот сейчас. Вот тут, прямо за этой дверью. В полицейском управлении. Среди тех, кому он столько времени лгал и чью дружбу и уважение ему теперь предстояло завоевывать заново. Если такое, конечно, вообще возможно.
Он и не заметил, когда уважительное отношение к нему окружающих (вот этих конкретных окружающих особенно!) стало вдруг приоритетным. Таким же остро необходимым и самым важным, каким до этого были (или казались?) свобода и спасение собственной жизни.
Теперь надо было выйти из комнаты. И встретиться глазами с людьми, которые знают, что он киборг. Оборудование. Жестянка. Пусть даже теперь и со статусом человека… но как раз для этих людей статус никогда не являлся приоритетным. Они прикрывали его от дексиста, уже зная, кто он, — но тогда у них не было времени все как следует обдумать и понять. Тогда он еще был для них другом.
Bond’ы умеют хорошо притворяться, это всем известно, они под это заточены, чтобы втираться в доверие, чтобы вызывать симпатию и желание помочь, чтобы… лгать.
Да. Они выручали его как могли. Из благодарности — ведь киборг не дал взорвать Столицу. Но опасность миновала. Он жив. И у них было время понять, что он им врал. Постоянно.
Поверят ли они ему хоть когда-нибудь? Или так и будут смотреть отстраненно, с затаившимся в глубине глаз подозрением? Холодных ярко-синих глаз…
Ладно, чего там. Для Bond’а нет ничего невозможного, как любили утверждать спецы из «DEX-компани». Будет трудно. И долго. И, наверное, больно — он ведь давно уже знает, что больно бывает не только от плазмы и нейрохлыста.
Придется терпеть. Сам виноват. Придется долго доказывать, что он достоин доверия и дружбы. Делом доказывать, не словами — кто поверит словам лжеца? Доказывать ежедневно. Ежечасно. А иначе нет смысла тут оставаться, надо было делать те самые два шага назад и уходить, пока они ничего не поняли. Выбор был сделан тогда. Так почему же сейчас коридор полицейского управления кажется страшнее камеры мусоросжигателя?
Бонд вскинул голову и улыбнулся совершенно необаятельной улыбкой, неспособной никого очаровать и расположить — разве что только запугать. Он теперь Бонд еще и по паспорту. Значит, српаквится.
К черту!
Первый шаг всегда самый трудный, кому это знать, как не шпиону, пусть и бывшему?
Джеймс Бонд встал с кресла. Отворил дверь.
И замер на пороге.