Бонни and Клайд (СИ)

— Ты же у нас все всегда знаешь! — Да пошел ты! — Сваливать надо, сваливать… — пробормотала Пчелкина. — Куда-нибудь за уральский хребет! — Тогда погнали к вашим «старшакам»! — теряя терпение, предложил Космосу Фил. — Ты вообще соображаешь, что несешь?! — вытаращила на него глаза Варя. — Это же прямая подстава!.. Да нас за такие дела на перо посадить могут! — Братья, Варюша, по-любому… — вдруг тихо и взволнованно заговорил Белов. — Спасибо вам… Я… я вас никогда не забуду… Клянусь, что никогда, никого из вас я не оставлю в беде. Клянусь всем, что у меня осталось… — Братуха, перестань! — Ты что, Сань, помирать собрался? — Хорош ты, правда… — успокаивая его, наперебой загалдели друзья. Но Белов, словно не слышал их. Пристально заглядывая в глаза каждому, он продолжил — еще торжественней, еще громче, и еще тверже. — Клянусь, что никогда не пожалею о том, в чем сейчас клянусь! И никогда не откажусь от своих слов… Клянусь! Он протянул вперед ладонь, и ее тут же накрыла широкая ладонь Фила. — Клянусь!.. — глухо вымолвил он. — Клянусь!.. — легла сверху тонкая ладонь Вари. — Клянусь!.. — тяжело опустилась ладонь Космоса. — Клянусь!.. — еще раз повторил Белов и положил поверх четырех скрещенных рук свою вторую руку — густо перепачканную собственной кровью. Над огромным городом поднималось солнце. Начинался новый день, сулящий и новые радости, и новые проблемы, и новые беды. Друзьям пора было уезжать, но они медлили, не в силах разорвать узел своих сцепленных ладоней. На запястье окровавленной Сашиной руки неслышно тикали часы. И никто из этой четверки еще не знал, что эти часы только что начали отсчет нового этапа в судьбе всех и каждого — времени бригады.

Весна 1991 года.

Ехали-ехали и, наконец, доехали. Фашисты под Москвой! Двое фрицев на мотоцикле, не торопясь, словно у себя дома, катили по подмосковной проселочной дороге. Один из них, водитель в очках-консервах, изо всех сил вцепился в руль, стараясь удержаться в разбитой колее. Второй, офицер со шрамом на щеке, в лихо заломленной фуражке, громко и слегка фальшивя, распевал на весь лес «Милого Августина». Похоже, он был пьян -то ли от шнапса, то ли от весеннего воздуха России. «Ах, майн либер Августин, Августин, Августин! Ах, майн либер Августин, Августин, Августин», — его голос был слышен издалека, он пугал птиц и нарушал торжественное спокойствие природы…-Я этих сволочей всех перестреляю! -прохрипел напарнику русский партизан в ушанке и очках с замотанной бечевкой дужкой, крепко сжимая ключ адской машинки. Народные мстители прятались за пригорком, поджидая обнаглевших фашистов.

Неожиданно справа от них из-за стволов сосен показался аккуратный плакат с надписью «Achtung! Partisanen!». Захватчики даже не поняли последнего предупреждения. Поздно, подлые фрицы!

Твердой рукой очкастый партизан повернул ключ. Оглушительный взрыв взметнулся столбом пламени, подбросил так и не допевшего песню немца и его напарника в негостеприимное русское небо. Из клубов дыма на поляну выкатился пылающий мотоцикл. Уже без седоков.

А мгновенно обрусевшие оккупанты беспомощно повисли над землей, раскачиваясь и разгоняя дым руками. Страховочные тросы, надежно прикрепленные к спрятанным под формой поясам, в последнее мгновение перед взрывом успели выдернуть незадачливых «немцев» из седел. — Ох ты, куда это меня? — прохрипел тот, что в очках-консервах. -Иваныч, ты как? -отозвался второй.-Вроде ничего, а ты? -А… -отмахнулся «Августин» со шрамом и заорал вполне узнаваемым голосом Фила.

-Слава, твою мать, ну, сколько можно объяснять было! Взрывать нужно под передним колесом! Давай, опускай меня!

Все это выглядело довольно забавно, но Филу было наверняка не до смеха. Все-таки он совсем не любил оказываться в дурацком положении, тем более сегодня, когда он еще и пацанов пригласил на съемки.

В конце концов, с помощью ассистентов и «такой-то матери» Фил и его напарник оказались на земле. Раздражение Фила еще окончательно не прошло, но, почувствовав под ногами почву, он смог наконец внятно и членораздельно высказать свои претензии не в пространство, а конкретно Славе, тому самому, который головой отвечал за выполнение трюка: -Ну, договорились же, как только пойдет первое колесо -сразу взрывать! -сейчас Фил до смешного был похож на обиженного подростка.-Теперь все, уже ничего не изменишь, -ассистент похлопал Фила по плечу.-Да нормально все было, хорошо, -одновременно и примирительно и успокаивающе отозвался спокойный как танк Слава. Тут из клубов едкого дыма донесся голос режиссера, которого сейчас меньше всего волновали сиюминутные разборки: -Еханый бабай! Опять сколько дыма-то! Говорил, меньше надо! -однако в голосе его вместе с тем слышалось и удовлетворение: трюк был отснят и, похоже, все в норме. Остальное — при монтаже.