Пока я продолжала корпеть над текстом, из укрытия показались усы. Затем высунулся нос и пара глаз, горящих, как фонари. Кот с любопытством наблюдал за мной с безопасного расстояния у входа в свою пещеру. Я позвала его по имени, но он не отреагировал.
– Ты неблагодарное животное, которое дорого обходится, – сказала я, снова возвращаясь к клавиатуре. – И можешь оставаться там, сколько хочешь.
Покончив с половиной блога, я плюхнулась на диван и стала перебирать каналы телевизора. Странная разновидность стокгольмского синдрома, ожесточенная борьба американцев за свободу от Англии, казалось, привела страну к одержимости «Аббатством Даунтон» и «Акушеркой»[9]
. Сначала их версия «Охотников за стариной»[10] заинтриговала меня, но вскоре вогнала в ступор. Я уже собиралась выключить телевизор, когда маленькая фигурка прошла ко мне через комнату.Я замерла и притворилась, что с увлечением смотрю рекламу. Боно подошел ближе и уперся лбом в край моей туфли. Борясь с желанием с криком броситься обнимать его, я делала вид, что не вижу его, и продолжала смотреть телевизор. Боно сказал «мяу», и его голос прозвучал, как звоночек. Я сделала вид, что не слышу.
Когда он запрыгнул на диван и сел рядом со мной, мое сердце растаяло, как мороженое в неработающем холодильнике. Я наклонилась к нему. Он задумался, в любой момент готовый передумать и броситься в укрытие. Однако остался на месте и позволил мне провести рукой по его костлявой спине.
Рука человека идеально подходит для того, чтобы гладить кошачью спину. Их изгибы как будто специально созданы друг для друга. После нескольких движений я услышала, как вибрируют мышцы в кошачьем горле. По словам Оливии, десятилетние исследования Миннесотского университета доказали, что вероятность сердечного приступа у владельцев котов на 40 процентов ниже, чем у тех, у кого нет этой машины для мурчания. С каждым движением моей руки мурлыканье Боно становилось все громче, и я почувствовала, как мои мышцы расслабляются, а легкие наполняются воздухом медленными глубокими вдохами.
Он поднял лицо, и его взгляд прожег мне душу насквозь. В нем я увидела и дикое озорство сороки, и неприкосновенную красоту существа, не задающего вопросов о смысле своего существования и не переживающего из-за того, что его жизнь ограничена несколькими недолгими годами.
Мы с Боно узнали что-то друг в друге. Мы оба плыли по течению, слегка побитые жизнью и неуверенные в том, как проведем остаток наших лет. Мы были потеряны и искали что-то. Ни один из нас не знал, где наше место. В этот момент Боно покорил мое сердце. Неважно, что вокруг нас нет ясности, зато мы есть друг у друга.
– Не переживай, друг, – сказала я. – Я найду тебе дом.
Прикосновение к его шерстке заставило меня понять, что я скучаю по дому. С другой стороны, когда Боно положил свою изящную лапку мне на колено и уткнулся лицом в ладонь, я поняла, что кот объявил меня своей собственностью. Так же, как, по-своему, и Нью-Йорк. Мы оба начали чувствовать свою принадлежность. Город, который никогда не спит, – это, на самом деле, город, который никогда не умолкает. Каждое утро, еще до рассвета, я просыпалась от грохота и лязганья на стройке на фоне шороха шин об асфальт. Когда начинался рабочий день, гул кондиционеров прерывался сигналами такси, ревом сирен, визгом тормозов и писком сдающих назад грузовиков. На тротуарах многоязычный фоновый шум прерывался необычным звуком, когда полицейские лошади прочищали горло. Иногда город, с его шумом и энергией, казался мне монстром, опустошающим меня. Чувство облегчения и успокоения при возвращении в нашу квартиру, когда ключ проворачивался в замке в форме сердце, было непередаваемым.
На каждом этаже нашего здания стоял свой запах. На первом этаже стоял аромат выхлопного газа и капусты. Выше, на втором этаже, он уступал место запаху переваренной пасты, смешанной с сыром.
Я переживала, что на нашем этаже мясной аромат выдает присутствие нашего четвероногого жильца. Поспешные переговоры с Тедом оставили у меня некоторые сомнения относительно того, действительно ли наша квартира официально предназначена для заселения с животными. Я опасалась, что, если, принеся сюда Боно, мы нарушили некий коммунальный кодекс, в один прекрасный день жильцы могут появиться у наших дверей с вилами в руках. Уловив влажный, кисловатый запах, исходящий из общественного мусорного контейнера, я почувствовала облегчение, увидев там пустой пакет из-под наполнителя для кошачьего туалета. А потом поняла, что это был наш пакет.
На третьем этаже, под нами, воняло сигаретами и носками. Складывалось впечатление, что обитатели третьего этажа общаются друг с другом исключительно посредством надписей. Все коричневые двери были разукрашены надписями «Не курить», кроме той, что находилась непосредственно под нами. Тот, кто там жил, отплатил соседям надписью «НЕ ХЛОПАТЬ ДВЕРЬЮ!». На досуге я часто изучала эти исполненные негодования каракули, потому что именно здесь я обычно останавливалась перевести дыхание, поднимаясь наверх.