Бонсай

«Сентябрь. Я в Швеции, в Мальмё, сняла квартиру, чтобы вместе с молодым шведским режиссером М. работать над киносценарием. Жаркое бабье лето. Работа застопорилась. Над ней нависла мрачная тень. М. попросил меня вдохнуть жизнь в предварительную версию сценария, на которую ему выделили деньги. Одна из этих историй о „неравной любви“, в которых я специалист. В избалованную дочь богача влюбляется молодой человек более низкого социального происхождения. Чтобы сблизиться с девушкой, он пытается всеми возможными способами подружиться с другими членами семьи и, оказывая большие и малые услуги, становится незаменимым. Наконец ему удается остаться наедине с любимой. Чтобы узнать, что у той есть тайный любовник. Жалкий художник, чей источник дохода — азартные игры, — профессиональный игрок, семье не подходит. Она просит молодого человека помочь ей уехать с игроком за границу и предлагает фиктивно обручиться. Чтобы затем со своим избранником отправиться в свадебное путешествие в Турцию и таким образом сбежать от семьи. Молодой человек соглашается. Ничего другого ему не остается. Любовь к девушке не оставляет ему выбора. В итоге выясняется, что она хочет стать танцовщицей против воли родителей, а любовник — чистая выдумка. И собирается не в свадебное путешествие, а в Стамбул, учиться танцу живота. Встреча с Востоком преображает ее. Она меняет личность и пол, отрезая себе путь к отступлению. И оканчивает свои дни странствующим пророком на Анатолийском плоскогорье.

Я была словно в тюрьме. Квартира запущенная, грязная. Мебель, особенно кровать, — неудобная. На балкончике — пустые бутылки и засохшие растения. Под балконную дверь заткнуты разорванные на полосы старые тряпки, чтобы не заливал дождь. В комнатах воздух затхлый, с примесью аммиачной вони, как после генеральной уборки, которую никто никогда не делал. Может, мерещится. Хочется работать в чистоте.

Беспокойно хожу из комнаты в комнату. На кухне завариваю пятую чашку кофе, которая должна наделить мою фантазию крыльями и унести из наводящего уныние жилища, где все покрыто жирной пленкой, после старика, который на протяжении пятидесяти лет арендовал квартиру, не убирая и не ремонтируя ее. Его ботинки все еще стоят в шкафу. Пахнет смертью, но я предпочитаю называть это запахом плесени. Душа старика отказывается покинуть квартиру. В воздухе не только чувствуются запахи плесени и нашатырного спирта. Еще здесь раздаются странные скрипы и шорохи. У меня голова разрывается от круговерти бесплодных размышлений. Обожгла язык кофе. Чувствую презрение к себе и своей убогой фантазии.

М. мною недоволен. Говорит, исписалась, и он прав. Я в таком отчаянии, что верю: только смерть освободит меня. Вижу, как спрыгиваю с балкона четвертого этажа. Вижу себя, висящую на крюке, вбитом в потолок, рядом с люстрой. Работа — мой ток, единственный источник энергии. Ничто так не привязывает меня к земле, как описание земного с поистине невротическим напором. Все нужно записать, чтобы почувствовать себя реальной, чтобы окружающая жизнь стала реальной. Даже мертвая мебель дарит вдохновение.

Я на самом дне, ищу лишь предлога, чтобы прекратить совместную работу с М., чей столь важный для него проект почти загубила. Он жалеет, что пригласил меня. Как я хорошо его понимаю в своей ненависти, ненависти к себе. Я теряю время. Не могу написать чужую историю. Он теряет свой фильм. И все из-за меня. Переоценила себя, еще бы, такое лестное предложение от молодого гения.

Звонит телефон. Это Стефан, мужчина моей жизни. Мы не можем отпустить друг друга, потому что никто всерьез между нами не вставал. Или наоборот. Никто не может к нам приблизиться, потому что нас водой не разольешь. Он никогда не состоял в продолжительных отношениях с мужчиной. У меня тоже не слишком складываются с ними отношения, я давно оставила мысль о новом браке. Мы заблудились в нашем общем тупике.

Начал с вопроса о работе. Я привыкла, что он — моя жилетка, и обрушила на него свое отчаяние. Лежа в кровати с сигаретой в одной руке и телефонной трубкой — в другой. Прерывая словоизвержение сильным кашлем курильщика. За несколько минут, что мы разговариваем, я уже вторую закурила. Наконец он сообщает, зачем позвонил. У него рак легких, вызванный синдромом приобретенного иммунодефицита. Врач дает два месяца. Зная его мифоманскую страсть к преувеличениям, я скептически спрашиваю, неужто ему так мало осталось? Он в бешенстве угрожает прервать разговор. Пытаясь сгладить ситуацию, говорю, что ему виднее. Успокоившись, он рассказывает, какое облегчение принесли ему четкие временные рамки: не нужно более жить в преследовавшей его долгие годы неизвестности. Он не собирается участвовать в больничной жеребьевке, выбирая между коротким и полным курсом химиотерапии, которая является частью большого исследовательского проекта. В виде исключения врач предоставил ему такое право. Проформы ради он выбрал короткий курс, который, разумеется, проходить не собирается.