Бонжур, Антуан !

Я не успел высказать радости по поводу шампиньонов. Луи перебил Сюзанну и повернулся ко мне. Теперь я мог и его рассмотреть внимательней: длинное, будто сдавленное с боков лицо со смуглой продубленной кожей, цепкие блестящие глаза. Говорит отрывисто и резко, словно сердится. Шарлотта молчит с непроницаемым лицом, такая же высокая и седая, как и Луи, им обоим за шестьдесят.

- О чем они говорят? Я что-то не улавливаю.

- Он ругает Сюзанну за ее шампиньоны, - ответил со смехом Иван. Всегда, говорит, эти женщины лезут вперед со своей кухней. Луи знает, зачем ты приехал, и он даст тебе ответ за твоего отца.

- Он об отце говорит? Что?

- Он сообщает: ты сильно похож на Бориса; он сразу узнал тебя, как увидел. Он сердечно счастлив, что ты приехал, и хочет много сказать тебе про Бориса. Он требует, чтобы я переводил тебе все, что он будет говорить.

- Спасибо, Иван, без вас я тут как без рук. Я как раз хотел спросить у Луи, нет ли у него отцовской фотографии?

- Мы уже говорили об этом. У него есть лесная фотография, он не взял ее, но дома он тебе все покажет. Борис был командиром отряда, а Луи служил его помощником, поэтому ты теперь его желанный гость.

Продолжая разговор, мы двинулись к выходу. Иван спросил, какая погода в Москве. Я болтал как можно беспечнее, пытаясь отвлечься от главного вопроса, который настойчиво вертелся у меня в голове, как только я узнал, что Луи партизанил вместе с отцом. Я понимал, что должен сдержать себя, сейчас не время и не место. Ведь я хотел обстоятельного ответа, и потому нельзя задавать мой вопрос походя, между стеклянной дверью и стрелкой, указывающей на туалет. И все же я не сдержался:

- Вы не в курсе, Иван, как погиб отец? Расскажите. - Вот он, мой главный вопрос, а потом я уж буду спрашивать о женщине, обо всей той истории, на которую Скворцов намекал. Но со вторым вопросом я еще повременю.

Иван остановился, сосредоточенно наморщив лоб, и хотел ответить, но я уже понял по его глазам, что он не знает - или больше того, попытается уйти от ответа. Луи вовремя перебил его. Я ждал.

- Он требует, - перевел Иван, - чтобы я сообщал ему все, что ты говоришь со мной, каждое твое слово.

Но я уже овладел собой:

- Точка, Иван! Не надо про отца переводить. Скажите Луи, что я вам про Москву рассказываю.

Мы вышли на широкую площадь, до отказа заставленную машинами. Проходы были узкими, мы шли гуськом, и разговор сам собой прервался. Только раз Иван обернулся и, показалось мне, заговорщицки подмигнул, указывая на Луи: молчи, мол, приятель... Но, может, был в его подмигивании иной смысл, а мне после тягостного разговора с Верой мерещатся всякие небывальщины? Во всяком случае, нельзя спешить с таким вопросом после того, что я узнал от Скворцова и увидел смущенные глаза Ивана.

Луи остановился у зеленого "Москвича".

- Привет земляку! - воскликнул я, радуясь, что есть повод уйти от темы. - Вот уж не думал, что первым делом сяду в "Москвич".

Луи постучал ладонью по крылу.

- Он говорит, - перевел Иван, - что купил эту машину потому, что он сильно любит нашу родину.

Вопрос мой надежно похоронен, можно начинать все сначала, но теперь я спешить не стану.

Мы сели и тронулись: Луи и Шарлотта впереди, Иван между мной и Сюзанной. Машина выбралась на автостраду. Луи прибавил скорость.

- Будьте добры, Иван, - обратился я к Шульге. - Спросите у Луи: большой ли был отряд, в котором они с отцом воевали?

- Зачем ты все время мне "вы" говоришь? - обиделся Иван. - Я тебе "ты", и ты мне "ты". Мы люди простые, нас всех капиталисты эксплуатируют, поэтому мы должны говорить с тобой "ты".

- Сразу так не получается, вы уж не сердитесь...

Иван перевел мой вопрос и ответил:

- Он говорит, что в ихнем отряде было двадцать два человека, и они сделали семнадцать саботажей, по-нашему, дать прикурить, так? А потом Борис научился хорошо говорить по-ихнему и даже ругался, будто валлонец, и его забрали в особенную диверсионную группу. С тех пор Луи с ним больше не встречался, он даже не знал, где укрывалась эта группа. Поэтому я не мог рассказать тебе про твой вопрос, - странная русская речь Ивана то и дело коробила мой слух, но еще больше удивляло меня то, что он говорил.

Итак, ответ сам собой проясняется. Отец попал в особый диверсионный отряд, и обстоятельства его гибели им неизвестны, в этом все дело.

- Кто же командовал этой особой группой?

- Та группа существовала в скрытом виде, никто про них не знал, только генерал Пирр. Теперь его похоронили. А Луи будет рассказывать тебе за те семь месяцев, когда они познакомились и вместе били бошей. Борис был отчаянным, не знаю, как это сказать по-нашему, - простоволосым, потому его все время приходилось удерживать, чтобы он не потерял своей головы. Они ходили на страшные саботажи, и Борис всегда был впереди.

- Ах, Иван, - вырвалось у меня. - Что бы я без вас делал. Летел и думал: как буду здесь разговаривать. Но мне, право, неловко, приходится отрывать у вас столько времени...