Бонжур, Антуан!

Инспектор схватил меня за руку, но я уже распрямился. Антуан подскочил и застыл рядом, готовый рвануться на помощь.

— Это все, господин инспектор, — сказал я. — Так он поступил когда-то с моим отцом. Теперь мы квиты.

Инспектор с недоумением отпустил меня. Я чиркнул зажигалкой и пустил струю дыма в размякшее лицо Щёголя. Вот когда в его глазах возник ничем не прикрытый страх: лишь он да Антуан могли уяснить значение этой сцены. И понял Щёголь — если я знаю то, о чём никто не ведает, то знаю и всё остальное. Он даже нагнуться не смел, чтобы подобрать свои сокровища.

— Что вы имеете к мсье де Ла Гранжу? — спросил инспектор, оглядывая мой китель и медаль, по-моему, он только сейчас разглядел её.

— К Мишелю Реклю, хотите вы сказать, господин инспектор, — уточнил я. — Это человек не тот, за кого выдаёт себя.

— Это гнусная клевета, господин инспектор. Они самозванцы… — Щёголь суетно отделился от стены и сделал шаг, предусмотрительно укрывшись за инспектора. Он уже несколько овладел собой, во всяком случае понял, что бить его больше не будут, и надо изворачиваться.

— Паспорт настоящий, — сказал полицейский, захлопывая мой паспорт и передавая его шефу. — Виза действительна по двадцатое августа.

ГЛАВА 27

— Что здесь происходит? — раздался голос от дверей.

В холле столпился разнообазный люд, я не вмиг разглядел, кто там вошёл, хотя нетрудно было догадаться по голосу. Мужчина в зелёной рубахе стоял на первом плане, за ним, скрестив на груди руки и посасывая сигару, сурово возвышался Виллем, рядом — притихшая Ирма. Они обернулись на голос. Администратор за конторкой приподнялся, инспектор тоже посмотрел в сторону дверей, не выпуская, однако, и меня из поля зрения. Все присутствующие так или иначе принимали участие в нашей сцене, лишь Храбрый Тиль безучастно «наблюдал» из угла за происходящим.

Уверенно раздвигая толпу, к нам пробирался ван Сервас. Он попробовал было сдвинуть с места Виллема, но тот тихонько рыкнул, и ван Сервас пустился под крылышко к комиссару.

А вот и фон-барон показался, я не сразу узрел его. Сутану-то сбросил чёрный монах, в светское нарядился. Чёрный костюм с иголочки, белая рубашечка, замшевые перчатки — хоть сейчас под венец.

— Кого я вижу? — радостно воскликнул я по-русски. — Вы не опоздали, сударь, сейчас мы завершим наши дела. Привет от Терезы.

Он скользнул по мне взглядом, который должен был изображать презрение, и с ходу перешёл в наступление.

— Это самозванцы, господин инспектор, вы должны немедленно задержать их, я предъявляю им обвинение в использовании чужих документов, в похищении мадемуазель Терезы Ронсо и в нападении на мою виллу в Вендюне, куда они проникли с целью грабежа.

— С целью установить справедливость, — спокойно поправил Антуан, смотря на меня и показывая глазами на паспорт в руках инспектора.

— Но-но, — пробасил Виллем, легонько тронув фон-барона, когда тот проходил мимо. — Полегче на поворотах, вонючая тряпка!

Фон-барон испуганно шарахнулся в сторону, не успев завершить обличительную тираду. Комиссар обернулся к Виллему.

— Кто вы такой? — спросил он по-немецки.

— Участник голландского Сопротивления, который пришёл за справедливостью, — отвечал Виллем. — Но я не думал, что встречу здесь мальчишку.

— Прошу соблюдать порядок, — призвал инспектор в надежде, что не все тут поняли Виллема.

— Они нанесли мне телесные повреждения, господин полицейский! — выкрикнул ван Сервас.

— Кто-то из них, господин инспектор, час назад звонил сюда из «Паласа» и назвался именем метра Ассо, — администратор, кипя благородным негодованием, поднялся из-за конторки. — Это могут подтвердить на телефонной станции, господин инспектор.

— Они обманули доверие Армии Зет, — включился фон-барон недобитый. — Антуан Форетье — известный браконьер, а этот русский самозванец завтра улетает в Москву, но перед этим он решил поживиться на моей вилле…

— Боже, как я обманулся, — всхлипнул за спиной инспектора воспрянувший Щёголь, прикладывая к лицу платочек. — Мы аплодировали ему, поднимали тосты в честь этого самозванца! Что скажут наши ветераны, когда узнают обо всём этом? Но я не жажду крови, господин инспектор…

— Успокойтесь, мой друг, — прервал его чёрный монах. — Принципы элементарной справедливости… Разрешите я присяду, господин инспектор, в моём возрасте… Я никогда не откажусь от своих обвинений…

Так они напевали заранее отрепетированным квартетом: рояль, гитара, контрабас, ударник. И тон задавал фон-барон, прославленный филателист. В этом квартете он был ударником, сильным мира сего, но и он уже выдыхался. Ван Сервас с готовностью подвинул ему кресло.

Инспектор бдительно наблюдал за нами. Антуан сделал шаг вперёд.

— А теперь буду говорить я, — дерзостно начал он. — Мы не нуждаемся в прощении. Я официально заявляю вам, господин инспектор. Перед вами опасный преступник, свыше двадцати лет скрывавшийся под чужим именем. Мишель Реклю в сорок четвёртом году предал девять человек и в сорок седьмом убил Альфреда Меланже.

— Побойтесь бога, Форетье! Что вы говорите? — Чёрный монах красиво воздел руки.