Боратынский

Ветер налетает, поднимает, несет куда-то в угол небесного потолка и затем с размаху швыряет обратно на землю. Очнувшись, вы оглядываетесь вокруг: берег — плоский и болотистый; река; впереди за рекой — город. Сияет шпиль. На берегу — перевозчик. — "Что это за город?" — спрашиваете вы, не вполне доверяя своим глазам. — "Это город Петербург", — говорит перевозчик в домотканой рубахе с засученными по локоть рукавами. — "Перевези меня туда", — велите вы и даете гривенник. Три взмаха весел, и Петербург уперся берегом в нос лодки. — "Пожалте, барин". — В Петербурге все не так, а наоборот. И дома иные, и люди ходят наоборот. На вас они смотрят странно, их дети показывают своими пальцами в вашу сторону. В двери кондитерской невозможно войти — они открываются и закрываются постоянно, люди входят и выходят, но и двери сделаны наоборот, и люди идут наоборот. Тяжелая тоска погружается в вашу душу. — "Барин фокусник?" — спрашивает будочник наоборот, поправляя ус и удивляясь. — "Нет, нет". — Надо успеть к звонку колокольчика, которым извещают начало классов. Уже два часа, как вы в Петербурге, а звонка все нет. Наверное, наводнение. Да, та лужа, на самом деле не лужа, а разливающаяся Нева. Вот она ползет, как туча, по улице. — "Извозчик, извозчик! Мне на Садовую!" — "Je ne vous comprends pas" [Не понимаю (фр.).], -отвечает извозчик на ходу, и лошадь его убыстряет бег. Вы стараетесь убежать от наводнения, и хорошо, что Петербург такой маленький, и вот снова то место, где по-прежнему сидит перевозчик. — "Скорее! Скорее на тот берег! Наводнение!" — "Тот берег, батюшка барин, был да весь вышел. Бона!" — И впрямь, нет другого берега — море, сизое, сплюснутое сплошной тучей, катит тяжело-свинцовые волны. — "Едем! Будь что суждено!"

…Не успел он проплыть несколько миль, как поднялась ужасная буря. Море ревело, волны воздвигались до самых облаков, и сильным порывом ветра опрокинуло корабль, который со всем грузом и людьми…

* * *

Любезная маменька. Я получил ваше письмо и благодарен вам за него, я благодаря бога здоров. Ах, маменька, — что за прелесть — Нева уже очистилась ото льда, сколько лодок и парусов, сколько кораблей, но между тем, маменька, без вас все кажется мне бесцветным; ибо когда я уезжал, я еще не чувствовал всей печали, которую принесет наша разлука, я не познавал ее, но теперь, маменька, каково же различие. Петербург поразил меня красотой, все вокруг кажется мне блаженствующим, но у всех здесь свои матери; я надеялся, что смогу радоваться с товарищами, но нет, каждый играет с другим как с игрушкою, без дружбы, без привязанности! Какое различие с тем, когда мы были вместе с вами! В последние дни, пред отъездом, несмотря на печаль и чувствуя еще наслаждение быть с вами вместе, я, откровенно говоря, думал, что мне будет много веселее со своими сверстниками, чем с маменькой, ибо она взрослая, но увы, маменька, как я ошибался; я надеялся обрести дружбу, но не обрел ничего, кроме равнодушной и неискренней учтивости, кроме дружбы корыстной: когда у меня было яблоко или что другое, моими друзьями были все, но потом, потом все как пропадало, но, маменька, у меня более нет времени писать к вам; прощайте, будьте здоровы. Обнимаю всех.

Евгений.

* * *

Здесь, в Петербурге, жили дядюшка Петр Андреевич и дядюшка Илья Андреевич с женой Софьей Ивановной. Здесь были даже ровесники — кузины и кузены из-под Белого — Кучины, Алексашинька и Варинька (Вашичка) и, может быть, Алексашинька Рачинский. В домашнем быту он не страдал. Но ему необходим был друг по сердцу, по мечтам.

* * *

CAHIER FRANЗOIS appartenant а Eugиne Boratinsky 1812 22 Mars [Тетрадь французская. Принадлежит Евгению Боратынскому. 1812. 22 марта (фр.).]

Je reзois souvent des nouvelles de mon ami et toutes les fois il me parle de vos frиres qu'il voit journellement a ce qu'il me dit.

Я часто получаю известия от моего друга, и он всякой раз говорит о ваших братьях, которых, по его словам, ежедневно видит.

Ты думал, что сей человек тебя любил, потому что он тебя ласкал беспрестанно. А я говорил всегда, что он искал только тебя обмануть, и ты видишь теперь, что я был прав. — Мы обыкновенно знали хорошо наши уроки, когда мы были в пансионе, а вы почти никогда не знали ваших, отчего учителя нас любили, а вас нет. — Вы хочете, чтоб с вами поступали ласково, и не поступаете соответственно так. Вы сами виноваты, ежели с вами поступают строго. — Не успел он проплыть несколько миль, как поднялась ужасная буря. Море ревело…

* * *

Маменька писала в Петербург, вероятно, с каждой почтой, требуя от него отчета о жизни, от Петра Андреевича рассказа о сыне.

Что Петр Андреевич мог рассказать? — Жив и здоров. Не болен. Весел. — От пансиона не в великом восхищении, но кому ученье нравится? По воскресеньям, когда приходит из пансиона, видится с Алексашинькой и Вашинькой Кучиными. Что еще? — Сердце сорокалетнего холостяка нечувствительно к таким мелочам, как желтый цвет глазных белков или лихорадка на губе.