Борьба миров

Пока я смотрел, «рабочий-машина» выдернула из себя с тихим музыкальным звоном, — наподобие того, как выдвигается подзорная труба, — еще одну руку, которая казалась мне перед тем простою выпуклостью на ее теле. Рука вытянулась и скрылась за кучей глины. Через секунду она поднялась, держа длинную полосу блестящего алюминия, и осторожно приставила ее к куче таких же полос, лежавших около ямы. От заката до появления первых звезд на небе эта необыкновенная машина сделала, должно быть, около ста таких полос из глины, а облако синеватой пыли все росло, пока не сравнялось с краем ямы.

Контраст между сложной, быстрой и отчетливой работой этих машин и мучительной затрудненностью движений их хозяев был так велик, что мне долго пришлось внушать себе, что в действительности они, а не машины, есть живые существа.

Когда к яме притащили первых людей, у трещины находился викарий. Я сидел, скорчившись на полу, и напряженно прислушивался. Вдруг он испуганно откинулся назад, а я весь задрожал от страха, думая, что мы открыты. Он скатился с кучи мусора и спрятался возле меня в темноте. Он не мог говорить и жестами показывал мне, что не хочет больше смотреть.

Любопытство придало мне храбрости, я поднялся, перешагнул через викария и, вскарабкавшись на кучу мусора, припал к щели. Сначала я не мог понять, что его так испугало. На дворе уже стемнело, сверху слабо светили редкие звезды, но яма была ярко освещена вспышками зеленого огня, так как пережигание глины для выделки алюминия все еще продолжалось. Мерцающее пламя то ярко разгоралось, то снова гасло, и тогда набегали скользящие черные тени. Над ямой носились летучие мыши. Вся эта картина производила мрачное, зловещее впечатление. Марсиан не было видно, так как куча зеленовато-синей глины, еще больше выросшая в вышину, скрывала их от моих глаз. По другую сторону ямы стояла боевая машина со втянутыми, укороченными ногами. На один миг мне показалось, что среди грохота машин раздались звуки человеческого голоса, но я отогнал от себя эту мысль.

Я перегнулся вперед, чтобы рассмотреть поподробнее боевую машину, и убедился в первый раз, что на машине под колпаком действительно сидел марсианин. При вспышке зеленого огня я увидел его лоснящуюся, маслянистую кожу и блестевшие глаза. Вдруг из-под колпака высунулось длинное щупальце, перегнулось назад через плечо машины и потянулось к маленькой клетке, торчавшей у нее за спиной. Раздался пронзительный крик, и что-то темное, отчаянно барахтающееся, промелькнуло живой загадкой высоко в воздухе на фоне потемневшего неба. Когда этот таинственный предмет снова опустился, то при мерцающем зеленоватом свете я увидел, что это был человек. Одну секунду я видел его совершенно ясно, это был плотный, цветущий, хорошо одетый человек средних лет. Три дня тому назад он еще гулял по свету, занимая в нем, быть может, почетное положение. Я видел его неподвижные глаза и игру света на его запонках и часовой цепочке. Он скрылся за высокой кучей, и с минуту все было тихо. Потом поднялись раздирающие крики и протяжное, довольное завывание марсиан.

Я соскользнул вниз, с усилием поднялся на ноги и, зажав уши обеими руками, бросился, как безумный, в умывальную комнату. Викарий, который сидел на полу, скорчившись и обхватив голову руками, взглянул на меня и, завопив не своим голосом, увидя, что я бросаю его, устремился за мной.

В эту ночь, пока мы сидели скорчившись в умывальной комнате, колеблясь между страхом и притягательной силой трещины, в которую можно было видеть марсиан, во мне созрело страстное желание действовать. Но, как я ни старался, я не мог придумать никакого плана бегства. На другой день я немного успокоился и был в состоянии обсудить наше положение.

Викарий, в чем я теперь окончательно убедился, был совершенно неспособен рассуждать. Пережитые ужасы сказались на нем, лишив его рассудка. Он потерял всякую способность мыслить и соображать и жил одними импульсами. Он фактически уже опустился до уровня животного. Но я, как говорится, держал себя в руках: заставив себя взглянуть в лицо фактам, я понял, что, как ни ужасно наше положение, но для полного отчаяния еще нет никакого основания.

Наша ближайшая надежда на избавление основывалась на предположении, что эта яма служила марсианам лишь временным местопребыванием. А в случае, если бы они и остались тут, то возможно, что они не стали бы ее охранять постоянно, и тогда у нас тоже могла бы явиться возможность бежать. Я серьезно обдумывал широкий план бегства через подземный ход, но при выходе из него мы рисковали наткнуться на боевую машину марсиан, и эта мысль, конечно, очень пугала меня. Кроме того, мне пришлось бы рыть одному, так как на викария, конечно, нельзя было рассчитывать.