Борьба миров

Затем совершенно неожиданно мысли его вернулись к еде. Он просил, умолял, плакал и наконец стал угрожать мне. Он начал возвышать голос, я просил его не делать этого. Сообразив, что он может играть на этой струнке, он пригрозил мне, что будет громко кричать и призовет марсиан. Я уступил, но скоро сообразил, что всякое послабление с моей стороны может уменьшить шансы на наше избавление. Я сказал ему, что не боюсь его угрозы, хотя в глубине души не был уверен, что он не исполнит ее. Как бы то ни было, в тот день он этого не сделал. В течение всего восьмого и девятого дня он говорил повышенным голосом, но не слишком громко. Угрозы и просьбы чередовались целым потоком нелепых, покаянных речей. Потом он заснул, но не надолго, и, проснувшись, с удвоенной силой принялся опять за свое. На этот раз он говорил так громко, что мне пришлось удерживать его.

— Тише! — умолял я.

Мне было слышно, как он стал на колени.

— Я слишком долго молчал, — сказал он так громко, что его должны были услышать в яме. — Теперь же я должен каяться. Горе этому неверному городу. Горе! Горе всем сынам земли!

— Молчите! — сказал я, вскакивая в ужасе, что марсиане услышат его.

— Нет! — закричал викарий так громко, как только мог, вставая и простирая руки. — Я хочу говорить! Господь глаголет моими устами!..

В три шага он был у двери в кухню.

— Я должен покаяться. Я иду. Я слишком долго молчал.

Я протянул руку и нащупал топор, который висел на стене. Как стрела, бросился я за викарием, Я совсем обезумел от страха. Прежде, чем он дошел до середины кухни, я был возле него и, повернув лезвие топора, ударил его обухом. Он свалился, как сноп, и вытянулся во всю длину. Я споткнулся о него и остановился, еле переводя дух. Он не шевелился.

Затем я услышал шум снаружи. Со стены посыпалась штукатурка, и что-то темное заслонило треугольную трещину в стене. Я поднял голову и увидел нижнюю часть «рабочего-машины», медленно продвигавшуюся мимо трещины. Одна из ее цепких рук извивалась между обломками. Потом показалась другая и стала нащупывать себе ход над провалившейся балкой. Я прирос к месту. И вдруг я увидел сквозь прозрачную стеклянную пластинку, вставленную в конце машины, лицо, если можно это так назвать, и большие темные глаза марсианина. Тем временем длинная металлическая рука машины, извиваясь, точно змея, стала потихоньку пробираться в трещину.

Я с трудом повернулся, перешагнул через тело викария и остановился у двери в умывальную комнату. Рука теперь уже ярда на два просунулась в комнату и быстрыми, извивающимися движениями ощупала стены и пол. Долго стоял я, точно околдованный, и наблюдал, как она постепенно подбиралась ко мне. Заставив себя стряхнуть оцепенение, я с слабым, хриплым криком бросился в умывальную комнату.

Я весь дрожал и едва стоял на ногах. Приподняв дверцу угольного погреба, я стоял в темноте и не сводил глаз со слабо освещенной кухонной двери и слушал… Видел ли меня марсианин? Что он теперь будет делать?

Что-то двигалось там тихо, тихо. Стучало об стену и при каждой перемене движения звенело слабым, металлическим звоном. Потом послышался звук, как будто по полу волокли какое-то тяжелое тело, я слишком хорошо знал — какое! Повинуясь непреодолимой силе, я подполз к двери и заглянул в кухню. В ярко освещенном солнцем треугольнике трещины я увидел марсианина в его крабообразной машине, который, притянув к себе тело викария, внимательно осматривал голову. Я ни минуты не сомневался, что по ране от моего удара он догадается о присутствия в доме другого человека.

Я спустился в погреб, захлопнул за собою дверцу, и в темноте, стараясь не шуметь, насколько это было возможно, спрятался под уголь и дрова. Каждую минуту я прислушивался, не просунулась ли опять в щель рука «рабочего-машины».

И снова возобновился слабый металлический звон. По этому звуку я мог проследить, как рука, нащупывая, пробиралась по кухне. Вот она совсем близко, в умывальной комнате, как мне показалось. Я надеялся, что ее длина недостаточна, чтобы добраться до меня. Но вот рука, слегка царапая, скользнула по дверце погреба, и затем наступило бесконечное, нестерпимо томительное ожидание. Я слышал, как она нащупывала ручку двери. Марсианин понимал, что такое дверь!

С минуту она провозилась со щеколдой, и наконец дверца открылась.

Из темноты я мог рассмотреть этот странный предмет, больше всего похожий на хобот слона. Он искал меня, ощупывая стены, дрова, уголь и потолок, словно большой черный червяк, ворочающий во все стороны своей слепой головой.

Один раз он коснулся подошвы моего сапога. Я укусил себя за руку, чтобы не закричать. Некоторое время все было тихо, и я обрадовался, думая, что он удалился. Но вдруг с громким стуком он схватил что-то, — я уже думал, что меня, и как будто убрался из погреба. Но я все еще не был уверен в этом. Должно быть, марсианин взял кусок угля для исследования.

Я воспользовался случаем, чтобы переменить положение, так как у меня сделались судороги в руках и ногах. Затем я снова прислушался.

И вот опять медленно и осторожно он пополз ко мне, ощупывая стены.