Борьба на юге

Для нас это была ужасная и томительная пытка. Еще в начале деревни, мы по многим признакам, пришли к выводу, что население ее в известной мере восприняло новомодный большевизм и наслаждается наступившей свободой грабить и убивать. Рьяные приветствия новой власти, гневные угрозы по адресу калединцев и офицеров, проклятия помещикам и контрреволюционерам, услышанные нами на каждом шагу, теперь убеждали нас, что мы не ошиблись. Приходилось, поэтому, быть готовым ко всему. Даже к бою!

Не исключалась возможность, что по требованию какого-либо пьяного солдата, нас позовут в сельский комитет для проверки документов и обыска. В этом случае, не говоря уже о документах, меня сильно бы компрометировала моя военная форма (хотя и без погон), скрываемая бекешей и особенно контраст между нею и старым плащом, а кроме того, нас всех – наличие массы оружия. Мы сознательно шли на все и, в крайности, решили дорого продать свою жизнь, для чего держали личное оружие наготове. Похоже, местные селяне, своим звериным нутром, чувствовали нашу решимость сражаться, и пока не решались на нас набросится.

На деревенской площади критичность нашего положения достигла своего кульминационного пункта. Между собравшимися селянами и нами произошел последний и решительный бой. Ободренные предшествовавшими успехами и приобретя уже некоторый опыт, а вместе с тем отчаявшиеся и бившие карту, так сказать, ва-банк, мы решительно и энергично огрызались, смело отвечая на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, обращали все в шутку и в результате победили.

После этого, возница круто повернул в боковую малую улицу, где одиночные прохожие, не проявляли к нам уже столько любопытства, как раньше. Опасность, как будто временно, миновала. Мы, повеселели, довольные, что так удачно вышли из неприятного положения, грозившего нам в случае осложнения роковыми последствиями. Скоро выехали в зимнее поле. Чувствовалось, что все утомлены, говорить не хотелось, да и, кроме того, нас изрядно стесняло присутствие возницы. Заметно потеплело, и дорога становилась топкой.

Начались ранние зимние сумерки, когда мы, более никем не тревожимые, достигли деревни Степановки. По совету возницы, подъехали к дому старосты, у которого, по его словам, можно было нанять подводу на дальнейший путь. Наступившая темнота избавила нас от любопытных взглядов.

Навстречу нам вышел седой, как лунь, глубокий старик. Черты его лица были резки, даже грубы, но в то же время необыкновенная одухотворенность скрашивала эту неправильность, придавая лицу особую привлекательность. Его живые, умные и проницательные глаза, составлявшие резкий контраст с морщинистым лицом, на момент остановились на нас и, надо полагать, этого ему было достаточно, чтобы сразу определить, что мы не те, за кого себя выдаем.

Однако и после такого открытия, он ничем себя не выдал. Только его особенная услужливость и предупредительность указывали на то, что в глазах его мы – интеллигенты. Говорил он мало, быть может, умышленно не желая создать неловкое положение и заставить нас смутиться. С изумительным тактом, он советовал нам ехать сейчас же ночью, говоря, что если прежде человеку ночью иногда было жутко в поле, то теперь, наоборот, безопаснее быть там, а не в деревне, где люди позабыв Бога и законы, из-за одного озорства, не считаясь ни с чем, чинят кровавые расправы, самосуды, совершая даже убийства.

Он считал, что народ заболел ужасной болезнью, типа зомби-вируса, которая быстро заражает всех здоровых. Надо временно прекратить общение с людьми и оградить себя от этой заразы, лишающей людей здравого рассудка, совести и доброго сердца. Осколок минувшей эпохи! Много видимо пережил на своем долгом веку этот старик, много видел, был когда-то крепостным, на его глазах произошло раскрепощение крестьян, дожил до революции и теперь глубоко верил, что все пройдет, народ образумится, излечится, успокоится и жизнь войдет в свою обычную колею. С чувством большого удовлетворения внимательно слушали мы его старческие пророчества и от всего сердца желали скорейшего их осуществления.

Перекусив (ужин состоял из вареной ветчины, пирога и жареной картошки), мы с особенным удовлетворением пожали руку этому честному крестьянину и двинулись дальше напутствуемые его пожеланиями. Своему внуку он приказывал благополучно доставить нас до места назначения.

Зимняя дорога оказалась тяжелой, временами телега грузла по ступицу в грязь и слабая, маленькая лошаденка, напрягая последние силенки, едва ее тащила.

Наш новый возница на редкость приветливый, но мало словоохотливый, все свое внимание уделял только лошади; не садясь на подводу, он шел рядом, понукая и все время ее подбадривая. Решили и мы облегчить груз и, поочередно по парам, шагали за телегой, обмениваясь впечатлениями минувшего дня и рисуя перспективы возможных будущих испытаний.