Борьба со смертью

Мы ничего не знаем точно, но, вероятно, все-таки Эрих Гофман удивлялся, почему Шаудин сидит столько времени молча и только смотрит в микроскоп. Почему он не просит материала для исследования от больного №2? Почему он ничего не говорит о нелепости этой задачи - доказывать очевидную ошибку Зигеля? Почему не показывает он быстро на большом количестве случаев, что утверждения Зигеля - бред и галлюцинация? Почему он сидит и сидит, не отрываясь от микроскопа?

Если бы вы знали Шаудина, вы бы поняли, что на результате никак не могла отразиться неохота, с какою он взялся за эту работу. В сущности, он походил на охотничью собаку, которая рыщет как будто без цели, а потом вдруг...

Постойте... Это было забавно. Там, в сероватом тумане, в дрожащей неясности поля зрения, при самом большом увеличении его микроскопа, было - нечто.

Среди кусочков мертвой ткани, случайных красных и белых кровяных телец и незначительных микробов, о которых каждый ученик знал, что они ничего не значат, - что-то было еще, что-то двигалось.

Он видел, как оно вертелось, стремительно носилось взад и вперед. Стоило ему только чуть-чуть сдвинуть микрометрический винт, изменить фокусное расстояние, и это нечто исчезало. Стойте! Вот оно снова мелькает здесь, еле различимое в туманности, в которой оно плавает. Проклятие! Снова исчезло. Нет, вернулось, такое тонкое, такое невероятно, неизмеримо тонкое, что его толщину кажется невозможным измерить даже и в дробных долях микрона. Но оно движется, носится через поле зрения. Вы бы сказали, что у него только одно измерение. Длинное, движущееся ничто.

Вот и снова мелькнуло. И очень скоро - опять. Как бы описать его? Это пробочник без ручки. Нет, очень бледный призрак микроскопического пробочника.

Наконец Шаудин позвал Гофмана и бактериологов Нейфельда и Гондера. Они смотрели и смотрели, и прошло чертовски много времени, пока они что-то увидели. Но, наконец, увидели все по очереди. Вращая и вращая микрометрический винт, они заметили, как возникает спиральное движение, исчезает и снова на мгновение возникает. Чорт возьми!.. У Шаудина, должно быть, ястребиные глаза, если он мог обратить на это внимание.

- Ну? - Ну, это еще ничего не значит. - Шаудин потянулся и рассмеялся. Потом объяснил им: эти призрачные пробочники - спирохеты. Он видел их уже раньше в желудках у москитов. Спирохеты попадаются и в крови домашних гусей. Он рассказал Гофману, Нейфельду и Гондеру, что считает этих спирохет одной из стадий развития малярийного плазмодия, изложил созданную им в Ровиньо теорию.

Спирохеты очень интересны с научной точки зрения.

- Мне было бы гораздо приятнее изучать этих спирохет, чем заниматься поисками возбудителя сифилиса,- сказал он, смеясь, Нейфельду. Ему это казалось забавным: он бросил свои исследования, работал по заказу министерства здравоохранения, должен был бы уже забыть о спирохетах, и вот снова натолкнулся на них.

VII

Но уже 20 марта 1905 года Шаудин утратил всякий интерес к научному теоретическому вопросу о превращении малярийного плазмодия в спирохету (или спирохеты в малярийного плазмодия). На прошлой неделе он обследовал трех больных: несчастную вдову 53 лет; недавно зараженную, как и больная № 1, женщину 25 лет и еще одну, 22-летнюю, у которой кожа была покрыта сыпью, болело горло, болела голова и волосы выпадали прядями. И у каждой из этих женщин были обнаружены эти крошечные пробочники, не имеющие ширины, но длинные, подвижные. Правда, он видел их вперемежку с другими микробами. Там были и другие, большие спирали, которые любой новичок, а не то что такой зоркий человек, как Шаудин, заметил бы с первого взгляда. Но эти большие спиральные бактерии встречались не у всех больных, и только в гное, взятом с поверхности сыпи.

Но не так-то просто было увидеть крошечные призраки микроскопических пробочников. Иногда часами приходилось просиживать у микроскопа, прежде чем внезапно... Все-таки они появлялись всегда. У каждого больного они были, и ни у одного здорового их нельзя было найти. Их можно было окрашивать крепким раствором азур эозина - краской, придуманной бактериологом Гимза. Но как слабо они окрашивались! Как ни старался Шаудин, они оставались совсем бледными. Сначала в разговорах с самим собой, а потом и с другими, Шаудин начал называть их Spirochaeta pallida - бледные спирохеты. У некоторых больных их бывало немного, но у этой молодой женщины с больным горлом и ужасной сыпью гной так и кишел ими.

Гофман и Шаудин серьезно задумались. Зигель ошибся. Десятки бактериологов ошибались, утверждая, что им удалось найти возбудителя этой отвратительной болезни. Оба они отлично знали, что на поверхности тела каждого человека могут существовать всевозможные микробы. И присутствие в выделениях гнойной сыпи даже и такого редкого микроба, как бледная спирохета, еще ничего не доказывало... Или, напротив, доказывало все.

Шаудин хотел исследовать случай начинающегося сифилиса, но в той стадии, когда железы были уже поражены.