Борьба за Дарданеллы

В разгар их дискуссии — возможно, «спора» будет точнее, потому что они все дальше расходились в своих идеях, — поступила новость о том, что в Дарданеллах потоплен линкор «Голиаф». В этом эпизоде враг совершил блестящий маневр. На рассвете 12 мая турецкий эсминец под командой германского лейтенанта вышел из пролива и подкрался к линкору, стоявшему на якоре в 100 метрах от берега у бухты Морто. Квартирмейстер на борту «Голиафа» приветствовал в темноте незнакомый корабль, а когда услышал ответ на английском языке, не поднял никакой тревоги. Мгновение спустя корабль поразили три торпеды, линкор перевернулся и затонул в две минуты. Хотя французские солдаты на берегу отчетливо слышали крики моряков, барахтавшихся в воде, утонуло более пятидесяти человек. Турецкий эсминец ринулся назад в пролив, провозгласив по радио о своем успехе.

«Голиаф» не считался очень ценным кораблем — ему было уже 15 лет, а тоннаж не достигал 13 000, — но все равно сам факт, что его потопили, и в таких непростых условиях, делал присутствие подводных лодок еще более угрожающим, чем когда-либо. Фишер объявил, что должен немедленно вывести «Куин Элизабет» из акватории Средиземноморья. Черчилль уже был готов с этим согласиться: были готовы к отплытию новые мониторы с противоторпедными пластырями, а также другие замены, которые можно было отправить к де Робеку. Но с лордом Китченером все обстояло иначе. 13 мая Черчилль попросил его прибыть на совещание в Адмиралтействе, и вот там ему сообщили новость об изъятии флагмана. «Лорд Китченер, — вспоминает Черчилль, — очень рассердился... Лорд Фишер пришел в еще большую ярость. „Куин Элизабет“ должна вернуться в Англию, должна вернуться немедленно, она должна быть дома уже сегодня ночью, или он покинет Адмиралтейство навсегда». Черчилль приложил все усилия, чтобы успокоить Китченера, рассказывая ему о новых мониторах и других заменах, и к концу заседания Фишер настоял на своем. Были отправлены приказы с отзывом «Куин Элизабет», и в то же время де Робеку было запрещено возобновлять атаки в Нэрроуз.

На следующий день, 14 мая, состоялось совещание в военном министерстве, которое Черчилль описывает как «серное». Сцена обладала всеми качествами, характеризующими перипетии Галлиполийской экспедиции.

Китченер был в ужасном настроении. Он отправлял в Турцию армию, говорил он, среди заверений, что флот прорвется в Дарданеллы, а также потому, что его подталкивал Черчилль, настаивавший на «великолепном потенциале „Куин Элизабет“. Флот потерпел неудачу, а сейчас еще и забирают „Куин Элизабет“ в тот самый момент, когда армия бьется не на жизнь, а на смерть на оконечности полуострова. Так случилось, что в тот день „Тайме“ опубликовала нападки на правительство Асквита в связи с нехваткой снарядов. Продолжая разбор проблемы, Китченер становился все мрачнее. Он говорил, что никакая организация не в состоянии справиться с расходом боеприпасов. Никто не мог предвидеть того, что произошло. Если русские дадут трещину на Востоке, весьма возможно, что немцы перебросят свои армии на Запад и бросятся завоевывать Британские острова.

Единственный комментарий Фишера на все это заключался в том, что с самого начала он был против Дарданелльской авантюры, и это, заявил он, лорд Китченер отлично знал. Теперь, похоже, всех охватило сердитое и унылое настроение, и присутствовавшие без особого терпения выслушали возражения Черчилля, что успех кампании никогда не ставился в зависимость от «Куин Элизабет». Единственное, что надо сейчас делать, — это дать подкрепления Гамильтону, довести кампанию до конца и забыть смутные опасения по поводу вторжения в Англию. Но в ситуации, когда первый морской лорд был открыто против него, позиция у Черчилля была не из сильных, и совещание закончилось без принятия конкретного решения.

Кризис теперь почти невидимо приближался к своей высшей точке. После полудня состоялась совершенно дружеская встреча между Фишером и Черчиллем для обсуждения замен, которые надлежало отправить де Робеку. Был согласован перечень кораблей, и Фишер уехал отдыхать. Поздно ночью Черчилль вновь просмотрел этот список и решил добавить к нему две подводные лодки класса Е. Его записка по этому поводу была обычным путем послана в офис Фишера, чтобы адмирал смог увидеть ее у себя на столе на следующее утро. И тут разразилось извержение. Фишер, вероятно, приехал к себе в офис 15 мая примерно в 5.00 утра и, увидев записку от Черчилля, решил немедленно уйти в отставку. Эти две субмарины, может быть, стали последней каплей, подточившей его терпение.

«Первый лорд, — писал он, — после тревожных размышлений я пришел к скорбному заключению, что неспособен далее оставаться Вашим коллегой. В интересах общества будет нежелательно углубляться в детали — как говорил Джоуэт, „никогда не объясняйся“, — но я нахожу все более трудным подстраиваться к ежедневно растущим запросам Дарданелл, чтобы соответствовать Вашим взглядам — как Вы верно вчера заметили, я занял позицию непрерывного наложения вето на Ваши предложения.