Борьба за Дарданеллы

Это было почти равнозначно признанию поражения, и для моряков флота, который замер на виду у армии, отрезанной на берегу, пока боевые корабли большей частью простаивали, наблюдая в мрачном настроении, это было невыносимо. Роджер Кейс вскоре увидел копию послания Гамильтона уже после того, как оно ушло, и отправился прямо к адмиралу де Робеку, предлагая, чтобы флот немедленно двинулся на помощь армии, возобновив атаку Нэрроуз.

Во время Галлиполийской кампании талантам Кейса как уговаривающего было предоставлено обширное поле действий, потому что он находился здесь от начала до конца, от первого выстрела до последнего. Он был всегда сторонником действий, всегда выдвигал новые идеи, большинство из которых были анафемой для лорда Фишера. И вправду Фишер в этот момент заявлял в Лондоне: «Будь прокляты эти Дарданеллы! Они станут нашей могилой!» Но энергия Кейса сейчас вознеслась до высот, он убедил де Робека созвать 9 мая на борту «Куин Элизабет» совещание всех старших адмиралов. А затем, просидев всю ночь вместе с капитаном Годфри из морской пехоты, который тоже был энтузиастом морской атаки, он положил перед адмиралами новый план: тральщики и самые мощные линкоры идут в атаку на Нэрроуз, пока другие, старые корабли остаются вне пролива для поддержки и снабжения армии. На этот раз не было постепенного, осторожного продвижения, атака должна завершиться в один день. На совещании, проходившем в отдельной каюте де Робека, царила любопытная атмосфера. На этот раз все адмиралы, даже сам де Робек, горели желанием попробовать вновь, и они почти верили, что смогут прорваться. Они соглашались с тем, что возможны тяжелые потери, что половина флота может застрять в Мраморном море, тем не менее, они хотели этой операции. Де Робек все еще как-то колебался. Он сказал, что не думает, что одно лишь появление линкоров в Мраморном море обязательно заставит Лимана фон Сандерса ретироваться или Константинополь — сдаться. Но он согласился направить это предложение в Адмиралтейство. В отправленном документе было не очень много энтузиазма, там говорилось: «Мы всецело готовы вновь атаковать, но в случае нашей неудачи последствия будут катастрофическими». И все же, когда адмиралы вставали из-за стола совещания, они вполне ожидали, что Адмиралтейство в Лондоне решится взять риск и прикажет им исполнять план.

Адмирал Гепратт был полностью за это. На совещание его не приглашали, но Кейс сказал: «Я знал, что он был того же мнения, что и я, и страстно желал возобновить наступление с моря, по сути, когда я рассказал ему о своих надеждах, он заявил: „Ах, коммодор, ведь это будет immortalite?“[16] Он был в восторге и сразу же телеграфировал морскому министру: «С целью оказания помощи армии в ее энергичных и решительных действиях мы изучаем активные операции флота в проливе, включая атаки фортов. В этих условиях мне потребуются крейсеры „Сюффрен“, „Шарлеман“, „Голуа“ в самые короткие сроки».

Эти послания превратили весь вопрос Галлиполийской кампании в очаг пламени.

Утром 11 мая Черчилль и Фишер встретились в Адмиралтействе, чтобы обсудить телеграмму де Робека, и Фишер сразу же прояснил свою позицию: он не будет участвовать ни в какой новой попытке в Нэрроуз. Положение Черчилля было сложнее. Италия вот-вот должна вступить в войну, и она обратилась с просьбой передать под ее командование в центральном Средиземноморье четыре британских линкора и четыре крейсера как часть цены за ее присоединение к союзникам. Сам Черчилль побывал на континенте в начале мая с целью проведения переговоров и, считая в то время, что де Робек отказался от идеи прорыва в Дарданеллы, согласился на передачу кораблей Италии. Их намечалось взять из Дарданелл. Стоял и другой вопрос, требовавший срочного решения: Адмиралтейство узнало, что германские субмарины вошли в Средиземное море и находятся на пути к Дарданеллам. Флот де Робека и драгоценная «Куин Элизабет» стояли в открытом море, и представлялось непрактичным начинать новое наступление, подвергаясь новой опасности.

Однако Черчилль поддерживал идею хотя бы ограниченного наступления, он считал, что надо разминировать нижнюю часть пролива, чтобы, как только армия возьмет полуостров, флот мог пройти через Нэрроуз. Ответом Фишера на это было то, что он против любой подобной акции, пока турецкая армия не будет разбита.