Борьба за Дарданеллы

Фишер упорствовал, он предложил вернуть флотилию эсминцев из Дарданелл — шаг, который, по мнению Черчилля, погубил бы предприятие с самого начала. Потом всплыл вопрос о канале Зеебрюгге. Какое-то время до этого обсуждался план блокирования германского судоходства по каналу силами британского флота. Фишер стал также высказывать свои сомнения по поводу целесообразности и этой операции. Как сейчас он объяснял, он был в корне против каких-либо агрессивных действий до тех пор, пока германский флот не будет разгромлен.

Споры обострились 25 января, когда Фишер изложил в письменном виде свои взгляды и послал их Черчиллю со следующей припиской: «Первый лорд, я не имею желания продолжать бесполезное сопротивление в Военном совете планам, которые не совпадают с моим мнением, но я хотел бы попросить, чтобы прилагаемое было отпечатано и вручено членам совета до начала следующего заседания. F».

Этот документ содержал совершенную оппозицию всей схеме Дарданелльской операции. В нем Фишер писал: «Мы сыграем на руку немцам, если рискнем вести бои морскими силами в любой такой вспомогательной операции, как бомбардировка или атака укреплений без армейской поддержки, поскольку тем самым мы увеличиваем возможность того, что немцы смогут воевать с нашим флотом, достигнув некоторого равенства в силах. Единственное оправдание обстрела береговых укреплений и атак их силами флота, таких, как намечаемый длительный обстрел Дарданелльских фортов, состоит в том, чтобы ускорить вынужденное сражение в море, а иначе это нечем обосновать.

То, что для прорыва в Дарданеллы намечалось использовать наполовину устаревшие линкоры, — продолжал он, — ни в коей мере меня не убеждает, если эти корабли будут потоплены, будут потеряны моряки, а это как раз те люди, которые нужны для управления новыми кораблями, сходящими со стапелей.

А поэтому, — утверждал Фишер, — Британия должна вернуться к блокаде Германии и удовольствоваться этим. Уже имея, — писал он в заключение, — все, что этот могучий флот может дать стране, нам следует спокойно продолжать пользоваться этим преимуществом, не распыляя наши силы на операции, которые не улучшат ситуацию».

Вот тут и таилось фундаментальное различие в стратегии, разворот на 180 градусов, как представлялось Черчиллю, всего духа, с которым они вместе планировали Дарданелльскую операцию.

Неизвестно, насколько серьезно Фишер консультировался с другими членами Совета Адмиралтейства до того, как стал приверженцем этих взглядов. Сам Фишер отрицал, что имел каую-либо поддержку. Потом он говорил: «Мнение моряков было единодушным. Все они были на стороне господина Черчилля. Я был единственным мятежником». Черчилль, однако, понимал, что без поддержки Фишера он окажется в безвыходной ситуации, и поэтому уговорил адмирала посетить вместе с ним премьер-министра за двадцать минут до начала утреннего заседания совета 28 января с тем, чтобы разобраться с этим вопросом. Разговор на Даунинг-стрит, 10, проходил очень спокойно. Фишер высказал свои возражения в отношении обеих операций: в Дарданеллах и Зеебрюгге, на что Черчилль ответил, что в любом случае он готов отказаться от Зеебрюгге. Асквит, за которым оставалось право решения, согласился с предложением Черчилля: операция «Зеебрюгге» будет отменена, но «Дарданеллы» будут осуществляться. Фишер ничего не добавил, и все втроем пошли на заседание совета.

Черчиллю показалось, что Фишер согласился с решением, но тут он здорово заблуждался, потому что адмирал, в молчании и бешенстве, готовил свой протест. Как только Черчилль закончил доклад совету о текущем состоянии плана Дарданелл, Фишер заявил, что, насколько он понял, его вопрос сегодня обсуждаться не будет: премьер-министру было известно его мнение.

На это Асквит ответил, что ввиду того, что уже сделано, вопрос лучше было бы временно отложить.

Фишер тут же встал из-за стола, предоставив другим продолжать дискуссию, а Китченер последовал за ним к окну, поинтересовавшись, что тот собирается делать. Фишер ответил, что не вернется за стол: он намеревался подать в отставку. В ответ Китченер напомнил Фишеру, что он — единственный, кто выражает несогласие, премьер-министр уже принял решение, и теперь его долг — подчиниться ему. После некоторых споров он в конце концов убедил адмирала вернуться к столу заседаний.

Этот инцидент не ускользнул от внимания Черчилля, и, как только члены совета поднялись со своих мест, он пригласил Фишера в свой офис в Адмиралтействе на после обеда. Записи состоявшейся после этого беседы не существует, но, судя по высказыванию Черчилля, она была «долгой и очень дружеской», и в конце ее Фишер согласился взять на себя операцию.

«Когда я наконец решился на участие, — вспоминал впоследствии Фишер, — я полностью отдался этой операции, totus porcus». Ничто, даже эта крайняя экстремальность его стычек, не могло расстроить его твердый дух, он даже добавил в состав Дарданелльского флота два мощных линкора: «Лорд Нельсон» и «Агамемнон».