Но все же к расщелине подошли, хотя и с серьезными затруднениями. Возникал другой вопрос: как ее использовать? Дело в том, что путь вдоль ее нижнего берега не был легким; он пересекался еще глубокой трещиной, и она требовала к себе самого тщательного отношения. Нужно было спуститься на дно этой поперечной трещины и карабкаться по совершенно вертикальной ледяной стене, которая вела вверх к узкой щели, напоминавшей трубу; последняя служила единственным выходом на нижний берег большой расщелины по ту, сторону поперечной трещины. Таково было положение, с которым встретились Нортон и Мэллори. Чтобы попасть на нижний берег расщелины, им нужно было как-то преодолеть эту скверную поперечную трещину. «Поведение Мэллори, - говорит Нортон, - при столкновении с невероятно трудным препятствием на пути всегда было очень характерно. Ясно чувствовалось, как его нервы натягивались подобно струнам на скрипке. Выражаясь метафорически, он „опоясывал чресла свои“, и его непосредственное инстинктивное движение было идти первым. Он направился впереди всех вверх по стене по направлению к „камину“, ловко и осторожно карабкаясь в том особенно красивом стиле, который свойственен только ему». Нортон шел за ним, поддерживая его там и здесь, создавая ему опору для ног при помощи своей палки. Эта стена, как большая часть ледяных стен, не была так крута, как она казалась на расстоянии. Требовалась тщательная нарезка ступеней. Наконец подошли к «камину». Снег, лежавший на его дне, с трудом выдерживал тяжесть тела; казалось, он скрывал бездонную трещину. Гладкий голубой лед образовывал его стены, которые так сближались, что в них невозможно было выбить ступеньки. Мэллори говорит, что подъем по «камину» был так труден и крут, что невозможно представить себе более трудного места на какой бы то ни было горе. Подъем этот сплошь состоял из гимнастических упражнений, которые можно было отнести к довольно сильным при нормальной высоте, но которые почти истощали человека на границе 6700 метров.
Из этого «камина» вышли на уютную небольшую площадку, по другую сторону трещины, на нижнем берегу большой расщелины. Вдоль этого берега они продолжали теперь свой путь. С правой стороны от них лежала громадная расщелина, слева - крутой склон. Но путь не грозил обвалами, хотя был крут и требовалось высечь много ступеней. Дальше по краю трещины дорога сделалась хуже. Нортон и Мэллори находились теперь на высшей точке крутого снежного склона, поднимающегося над господствующей поверхностью почти на 60 метров, причем падение шло под предельным углом, при котором только может держаться снег; дальше книзу склон переходил в громадную ледяную скалу. Эту часть пути назвали для краткости «последние 60 метров».
Это была действительно опасная часть подъема. Здесь не требовались гимнастические приемы, как в «камине», но налицо имелась громадная опасность. Вся снежная поверхность могла оборваться и унести альпинистов в пропасть. В 1922 г., несомненно, таким же образом произошел обвал снега в промежутке между подъемом Мэллори и его следующим спуском. Как всегда в подобных случаях, нервы Мэллори ответили соответствующим образом на призыв опасности, и он настаивал на том, чтобы ему предоставили идти впереди. Чтобы уменьшить опасность, решили взбираться только по вертикальной линии в наиболее крутом направлении и только у самой верхней точки склона пересечь его по направлению к карнизу, на котором предполагалось разбить 4-й лагерь.
Оделль присоединился к Нортону и Мэллори, приготовившись вместе с Нортоном поддерживать Мэллори со стороны надежного выступа несколько снизу, на тот случай, если бы предательская масса снега оборвалась и понесла его мимо них. Но на этот раз несчастье миновало, и через полчаса они следовали гуськом по крутой лестнице, состоявшей из ступенек, которые Мэллори с таким трудом высек на полуледяной, полуснежной поверхности. Наконец взошли на карниз, еще залитый солнцем и удобно защищенный ледяной стеной от ужасного западного ветра. Никаких признаков прежнего лагеря 1922 г. не было видно, так как вся масса беспорядочных снежных глыб и ледяных, скал составляла часть ледника и, следовательно, находилась в движении.