Борьба за Красный Петроград

Причиной, вызвавшей обращение Юденича к Колчаку с письмом, послужило то, что, стремясь заполучить в наиболее короткий срок помощь Антанты, в начале января 1919 г. он выехал в Стокгольм для переговоров с английским представителем. Поездка Юденича успехом не увенчалась, так как, по его словам, он говорил с мелкими приказчиками англичан, которые указали на то, что Антанта в данное время северо-западом России не интересуется[231].

Аналогичный результат имела и миссия А. И. Гучкова, направленная несколько позже распоряжением генерала А. И. Деникина в Париж и Лондон для зондирования почвы у Антанты. Между прочим, интересно отметить следующий факт, характеризующий учет обстановки на окраинах Советской России, сделанный Гучковым в его записке «О борьбе с большевизмом в России и ее перспективах» от 6 января 1919 г., посланной генералу Деникину. В ней Гучков исходит из того, что Восточный фронт адмирала Колчака при самых благоприятных условиях не может нанести серьезного удара по Советской России, и дальше утверждает, что наиболее выгодным и решающим направлением может быть направление северо-западное, т. е. Псков – Петроград[232].

Миссия А. И. Гучкова в составе 6 офицеров по прибытии в Одессу была задержана французами на 2 недели, так как французы отказались дать ей разрешение на въезд во Францию. Самому Гучкову все же удалось побывать во Франции, Англии и Германии, но добиться там удовлетворения всех требований русской контрреволюции он не смог[233].

Причину невнимательного отношения Антанты к нуждам русской буржуазии нужно искать в общем политическом курсе, который был взят Антантой в начале 1919 г. в русском вопросе.

На совещании представителей союзников в помещении французского министерства иностранных дел от 16 января 1919 г. Д. Ллойд-Джордж, возражая Ж. Клемансо, предлагавшему план посылки в Россию сильной союзнической армии, говорил:

«Во-первых, действительное фактическое положение вещей [в России] неизвестно. Во-вторых, невозможно добиться фактов: единственный путь – подвергнуть вопрос разбирательству; в-третьих, положение в России очень скверное; неизвестно, кто берет верх, но надежда на то, что большевистское правительство падет, не оправдалась. Есть даже сообщение, что большевики теперь сильнее, чем когда бы то ни было, что их внутреннее положение сильно, что их влияние на народ теперь сильнее… Сообщают также, что крестьяне становятся большевиками… Но уничтожить его [большевизм] мечом… это означало бы оккупацию нескольких провинций в России. Германия, имея миллионы человек на восточном фронте, держала только край этой территории. Если послать теперь для этой цели тысячу британских солдат в Россию, они взбунтовались бы… Мысль о том, чтобы уничтожить большевизм военной силой, – безумие… Военный поход против большевиков сделал бы Англию большевистской и принес бы Лондону Совет»[234].

Вот в этой боязни революционной «заразы» и в потере перспектив на благополучный исход событий лежит разгадка той относительной, конечно, пассивности антантовского империализма, которая была характерна в первые месяцы 1919 года. Сюда еще необходимо добавить сильное революционное движение на континенте Европы, вылившееся в ряде пролетарских революций (волна стачек, спартаковское восстание в Берлине, образование Венгерской и Баварской советских республик), и победоносное продвижение Красной армии, обусловленное ноябрьской революцией в Германии.