Борьба за мир

— Ливни? Не знаю. Впрочем, стой-ка, тут ко мне дружок заявился. С ним мы сегодня малость и клюнули. За Орлом где-то его деревенька, — он куда-то сбегал и вскоре привел в хату Ермолая, крича с порога: — Из ее он, из самой этой Ливни!

— Ермолай! — обрадованно произнес Николай Кораблев. — Как это вы сюда-то? А баня?

Ермолай с сожалением ответил:

— Саша Плугов в измену ударился: «Слышь, треплешься ты много в бане, во все дела нос суешь, потом разбалтываешь. Трепач!» Так вот и огорошил! — закончил Ермолай.

— Ты откуда будешь? За Орлом ведь где-то родня-то твоя? Об этом речь, а ты пошел биографию писать, — оборвал его Егор Иванович.

— Из Ливни, — ответил Ермолай.

Николай Кораблев подскочил с лавки.

— Нет, правда, из Ливни? А далеко она от Орла?

— Нет. Вот как Орел-то возьмем, я и поковыляю прямо в Ливни. Я ведь под чистую отпущен.

— Так мы с вами… с вами вместе пойдем… в Ливни… Обязательно!

— Непременно! — сказал Ермолай, весь почему-то покраснев; он чуточку подождал, а потом, как это часто бывает в мужском обществе, откровенно сказал: — Сразу за бабу, то исть за свое возьмусь. Стосковался за два года-то.

Произнес он это откровенно, краснея, и потому Николаю Кораблеву показалось не грубо. Да он и сам чувствовал в себе ту же тоску. И еще Егор Иванович, хорошо смеясь, добавил:

— Мне вот уж пятьдесят, а природа зовет, ничего ты с ней не поделаешь. Конечно, как вернусь, так и скажу… Жена-то малость помоложе меня, на восемь годков. Скажу: «Давай закладывай: Расею надо пополнять».

б

В комнату сначала вошел, как бы расчищая дорогу, адъютант, а за ним и Троекратов.

«Вот некстати-то!» — раздраженно подумал Николай Кораблев, отходя и садясь в темном углу.

Троекратов тоже сел. За время боев с него слетел всякий лоск и блеск. До этого он обычно ежедневно менял беленький воротничок гимнастерки, сейчас воротничок из беленького превратился в серенький, а сама гимнастерка была помята: видимо, он где-то спал, не раздеваясь. И лицо помято, даже в каких-то синих прожилках.

Сев на лавку, он вяло спросил:

— Где полковник?

— На работе наш полковник, в бою, — с некоторой развязностью ответил Егор Иванович. — Где же ему еще быть?

— Да-а, — протянул Троекратов и только тут разглядел Николая Кораблева. — Ах! Давненько мы с вами не виделись! Ну, вы тут как? — и, не дожидаясь ответа, продолжал: — А мы очень устали. Да ничего! Все идет хорошо: историческую победу выиграли. Враг бежит. Нет, это здорово! Здорово! Знаете, что я думаю? Это конец войны. То есть это, может быть, не сегодня, не завтра, но это конец, — и тут же заспешил. — Да, мне надо ехать к партизанам. Велено забрать и вас, Николай Степанович.

Николай Кораблев впился глазами в Ермолая, не отвечая на приглашение, боясь, что тот один отправится в Ливни.

Что-то поняв, Троекратов сказал:

— Сдружились, вижу, вы здесь. Но ведь мы вас обратно доставим.

— Что ж? Поеду… к партизанам, — машинально проговорил Николай Кораблев.

Вскоре они мчались на «эмке» через леса, поля, обходя открытые дороги, все дальше и дальше удаляясь от гула, методического, постоянного и назойливого стука.

Партизаны их ждали в селе около церкви, на площади.

Взобравшись на грузовик и став рядом с Троекратовым и генералом, которого он видел впервые, Николай Кораблев посмотрел на партизан. Их было много: тысяч пять-шесть. И все они были разные: одни бородатые, другие начисто бритые, молодые, в шляпах, в кепи, в пилотках летчиков. Каждый из них держал в руках или винтовку, или автомат, или ручной пулемет. Их было так много, что они заполнили собой не только площадь, но и улицы. А дальше, к изгородям, были привязаны лошади, запряженные в телеги, старинные тарантасы, и еще дальше стояли часовые, увешанные гранатами.

— Вот сколько их! — радостно проговорил Троекратов, внутренно чем-то гордясь, утаивая от Николая Кораблева, какую особую, по распоряжению из Москвы, работу ему самому пришлось провести среди партизан…

…Сначала в лесах появились мелкие, разрозненные группки партизан. Их надо было свести воедино, по ставить под одно командование, наметить цели и задачи, научить воевать, обороняться и… не пропускать в свои ряды предателей.

Сколько мучительных, бессонных ночей провел Троекратов! Ведь дело-то было, как это ни странно, абсолютно новое, не встречавшееся в истории войн. Верно, в каждой войне были партизанские движения. Партизаны при Кутузове или в годы гражданской войны сыграли огромную роль, но по сравнению с тем, какую роль должны были сыграть партизаны в эту войну, все то старое стало мелочью.

Среди мирного населения враг применял так называемые «сатанинские» методы.

Чтобы разбить, уничтожить единство колхозного крестьянства, враг «рассыпал» колхозы, роздал в частное пользование коровенок, лошадей — стареньких, полухромых, полуживых, то есть тех, которые не нужны были «великой Германии», и этим достиг каких-то успехов: частная собственность, в каком бы виде она ни была, разъедает мозг и душу человека.

Одновременно с этим враг насажал своих старост, обычно из пропойц, полубандитов, захватывал «власть».