Когда кустарник кончился, он скользнул в высокую траву и, согнувшись, стрелой понесся прямо к опушке леса. Он бежал значительно быстрее, чем Гав и кзамы, которые берегли силы, и первым очутился на опушке леса.
Теперь необходимо было дать знать беглецу о себе. Он трижды закричал, подражая крику оленя, — это был обычный сигнал уламров. Но расстояние было слишком велико, и Гав не расслышал или, быть может, озабоченный мыслью о преследователях, не понял сигнала.
Это понудило Нао выдать свое присутствие. Он выскочил из-под прикрытия и издал громкий боевой клич уламров. Протяжный рев, подхваченный всеми отрядами кзамов, наступавшими с юга, севера и востока, был ему ответом.
Гав остановился, как вкопанный: он не верил себе. Но, убедившись, что слух и зрение не обманули его, он со всех ног радостно кинулся к сыну Леопарда.
Уверившись в том, что Гав заметил его, Нао побежал прямо на запад. Но вновь прибывший отряд кзамов, увидев это, изменил направление и несся теперь наперерез ему. План людоедов был понятен: они преграждали беглецам дорогу на север, юг и восток, тесня их к западу, где вставала высокая каменная гряда, взобраться на которую было почти невозможно.
Видя, что Нао все-таки бежит к этой гряде, кзамы радостно закричали и еще теснее сжали кольцо вокруг уламров. Передовые преследователи уже были в пятидесяти локтях от них и на ходу занесли копья, готовясь метнуть их в противников. Но Нао, увлекая за собою Гава, неожиданно нырнул в кусты и скрылся в ущелье, которое он высмотрел с вершины холма.
Людоеды заревели от бешенства; часть из них последовала за уламрами в ущелье, другие же бросились в обход препятствия.
Нао и Гав, как вихрь, неслись вдоль ущелья. Они намного опередили бы кзамов, если бы почва не была здесь такой неровной и изрытой. Но когда они вышли из ущелья по ту сторону каменной гряды, трое людоедов, успевших обогнуть препятствие, преградили им путь к северу.
Нао и Гав хотели было податься в противоположную сторону, к югу, но и оттуда доносился нарастающий шум погони. Наконец, из ущелья с минуты на минуту могли появиться воины, устремившиеся вслед за беглецами. Каждая секунда колебания грозила гибелью.
Нао быстро принял решение. Держа палицу в одной руке и топор в другой, он смело бросился на кзамов. Гав, не отставая от него, взмахнул копьем. Три людоеда разбежались в разные стороны. Они ждали подкрепления и заботились только о том, чтобы уламры не прорвали кольца. Нао разгадал их замысел и с угрожающим криком бросился на ближайшего, молодого высокого воина. Тот поднял топор, готовясь парировать удар. Но одним взмахом палицы Нао выбил у него из рук оружие, а вторым уложил его на месте.
Тогда двое других кзамов кинулись на Гава. Они рассчитывали быстро справиться с ним и затем соединенными силами напасть на Нао. Гав метнул копье в одного из противников и ранил его, но не опасно; прежде чем Гав успел поднять палицу, тот, в свою очередь, ранил молодого уламра топором в грудь. Сын Сайги быстро отскочил в сторону и тем спасся от второго удара, который был бы смертельным.
Кзамы погнались за ним. Один напал на него спереди, а другой в это время готовился оглушить его сзади. Казалось, Гав был обречен. Но Нао взмахнул огромной палицей, и один людоед повалился на землю с раздробленным черепом. Второй отступил к северу, под защиту большой группы сородичей, спешивших к месту сражения. Однако, они опоздали: уламры уже вырвались из западни и бежали по открытому полю, с каждым скачком увеличивая расстояние между собой и врагами.
Прежде чем солнце достигло зенита, они обогнали преследователей почти на шесть тысяч локтей. Иногда им казалось, что кзамы оставили уже погоню, но, взобравшись на вершину какого-нибудь холма, они тотчас же обнаруживали разъяренную толпу людоедов, упорно бежавших по их следу.
Гав заметно ослабел. Кровь беспрерывно сочилась из раны на его груди; иногда это была тончайшая струйка, и тогда уламры надеялись, что рана закрылась, но стоило юноше сделать один неверный скачок, как кровь снова начинала обильно течь.
Нао нарвал листьев молодого тополя и кое-как прикрыл ими рану. Однако, кровь не унималась. Гав бежал все медленней и медленней. Теперь, оборачиваясь, Нао видел, что передовые кзамы догоняют их.
Сын Леопарда с отчаянием подумал, что, если Гаву не станет лучше, людоеды скоро настигнут их. Между тем с каждым новым шагом слабость Гава все росла. Он с огромным трудом взобрался на склон очередного холма, а добравшись до вершины, почувствовал, что сердце у него замирает и ноги подкашиваются. Лицо его стало пепельно-серым. Он зашатался.
Нао, поискав глазами преследователей, с грустью увидел, что расстояние еще больше сократилось.
— Если Гав не соберется с силами и не побежит, — сказал Нао глухим голосом, — людоеды настигнут уламров раньше, чем они доберутся до реки.
— У Гава темно в глазах, и в ушах трещит, словно сверчок, — чуть слышно ответил молодой воин. — Сын Леопарда должен бежать один. Гав умрет за Огонь…
— Нет, Гав не умрет! — воскликнул Нао.