Борьба за Рейн

Когда пытается понять меня.

– Я знаю, это было трудно принять. Понимаю. Но мне нужно, чтобы ты не теряла голову. Не сходи с ума.

– Я в порядке.

Уэс бросает Ламару скептический взгляд.

– Я не схожу с ума. Может быть, мне просто не хочется говорить о том факте, что правительство только что публично погладило себя по головке за то, что заставило моего отца попытаться убить всю свою семью.

Уэс тяжело вздыхает и кивает.

– Да, я понимаю.

– Я знаю, что папа был непродуктивен. Он был в депрессии... безработным, параноиком, злобным, как змея, пристрастившимся ко всему, что мог достать... но что насчет нее? – Когда покалывание на моем красном от гнева лице постепенно проходит, горло сдавливает от эмоций. – Она была потрясающая, Уэс. – Я представляю красивое, уставшее, самоотверженное лицо моей мамы, и мне хочется плакать. – Она была самым продуктивным членом общества, которого я когда-либо встречала. – Я хочу сказать так много, у меня столько чувств, которые еще не выплеснула, но все они чертовски болезненные, поэтому я прикрываю рот рукавами и останавливаю себя.

Смотрю на губы Уэса, надеясь, что его слова помогут мне отвлечься от тех, что застряли у меня в горле.

– Я знаю. Но нельзя изменить произошедшее. Все, что мы можем, это послать их в дальнее и долгое путешествие и все равно выжить, правильно? Итак, как мы будем выживать сегодня? Ты помнишь свой список?

Я проглатываю всё, что осталось невысказанным, и заставляю себя ответить ему:

– Мне… мне нужно было найти мыло, воду и убежище. – Я делаю глубокий вдох и выпрямляю спину. – Мыло уже есть, и миссис Реншоу сказала, что у Кью есть бочки с водой, так что остается только убежище.

Губы, на которые я смотрю начинают растягиваться в ослепительной улыбке. Я не часто вижу ее. Она согревает мою кожу, как солнце, проникая в поры и наполняя меня гордостью.

Я чувствую, как уголки моих губ поднимаются, повторяя за ним. Что-то я сделала правильно.

– Это моя девочка, – говорит Уэс. Но как только он произносит эти слова, улыбка сползает. Ему не понравились эти слова на вкус. Этому новому отстраненному Уэсу не нравится называть меня своей девочкой.

Моя улыбка исчезает.

Мы стоим так с минуту – я смотрю на его сжатые губы, а он – на мои, пока Уэс, наконец, не делает шаг назад и не указывает рукой на дверь:

– Пойдем, найдем тебе убежище. – «Тебе».

«Пойдем найдем "тебе" убежище».

Я хочу взять его за руку, когда подхожу ближе, но боюсь, что уколю палец о колючую проволоку, которой отгородился Уэс.

Я не знаю, что происходит с парнем, но пока мы идем по коридору, он пугающе тих. Я дергаю металлические ворота и запертые двери каждого магазина, мимо которого мы проходим, а он просто следует в четырех футах позади меня, скрестив руки на груди.

Расстояние между нами, кажется, удваивается с каждым моим шагом.

Я поворачиваю направо у фонтана и иду по коридору.

Злые слезы льются из глаз, но мгновенно останавливаются, как только я замечаю впереди старый обувной магазин с поднятыми рулонными воротами. У меня появляется надежда. Я просовываю голову внутрь и бросаю взгляд поверх пустых полок. Скамейки, покрытые винилом, которые когда-то использовались для примерки обуви, собраны в центре магазина и расставлены, как мебель в гостиной. Отец Картера сидит на одной из них, склонив голову, а мама и сестра моего бывшего стоят ко мне спиной, вероятно, рассказывая ему все о видеообращении.

– Ничего, – шепчу я, выскользнув из магазина. – Этот уже занят.

Собираюсь продолжить поиск, но останавливаюсь, замечая расслабленную фигуру Уэса. Он ждет меня, прислонившись спиной к покрытой граффити стене снаружи обувного магазина. Гавайская рубашка расстегнута: под ней видна запачканная кровью майка, и едва заметно выступает кобура пистолета. Его голова запрокинута назад, он смотрит на один из световых люков, как будто через грязное стекло действительно можно что-то увидеть; профиль Уэса – образец совершенства, и от его вида у меня перехватывает дыхание, а в груди появляется глухая боль.

Он выглядит в точности, как мужчина, в которого я влюбилась несколько дней назад. Который спас меня от разъяренной толпы, получил пулю из-за меня, вернулся в горящий дом за мной, и похоронил тела моих родителей, просто чтобы уменьшить боль. Он похож на того человека, который отказался отпустить меня, когда все остальные бросили.

Но в итоге Уэс отпустил меня. Других вариантов нет.

Потому что этот парень, черт возьми, точно не он.

– Ты даже не помогаешь мне искать, – говорю я со злостью и прохожу мимо его ледяной скульптуры не останавливаясь.

– Ты права, – говорит Уэс раздражающе спокойно, отталкиваясь от стены.

– Это что, какой-то тест? – шиплю я, громче дергая следующие ворота. – С этого момента я должна все делать сама, так?

– Нет, – говорит Уэс позади меня. – Я не помогаю, потому что не собираюсь здесь оставаться.

– Что? Почему? – Я поворачиваюсь к нему лицом, и кровь стучит у меня в ушах.

Он загибает свою чертову бровь: