Внутренняя ситуация в Персии испытывала сильное влияние международных дел, отражая каждое их изменение. Непреклонность России в вопросе вывода войск вызвала конфликт в лагере националистов. Радикалы требовали бросить России вызов, консерваторы призывали к осторожности и мирному решению. Духовенство, до того момента поддерживавшее революцию, заколебалось. В Неджефе, священном городе Ирака, муджахиды осудили радикальный национализм депутата меджлиса от Азербайджана сейида Хасана Таки-заде. 15 июля сейид Абдолла Бебехани, священник осторожный и склонный к оппортунизму, был убит в собственном доме. Ходили слухи, что убийство было совершено по наущению Таки-заде и его партии, стремившихся отомстить за отказ покойного вступиться за Таки-заде перед неджефскими муджахидами. Некоторые были убеждены, что сейида Абдоллу убили русские, чтобы спровоцировать беспорядки, которые могли бы послужить предлогом для оккупации Тегерана.
Кабинет Сепахдара ушел в отставку и был заменен более радикальным, более антирусским кабинетом под началом Мостоуфи ол-Мамалека, где Хосейн Коли-хан Навваб был министром иностранных дел, а Ахмад-хан Кавам ос-Салтане – военным министром. Чтобы уравновесить «радикалов» и сохранить поддержку консерваторов, министром внутренних дел был назначен Абдол Хосейн-мир-за Фарманфарма. Ч. Марлинг в депеше Грею заметил по этому поводу, что «приглашение на службу сторонника управления страной методами тирании и вымогательства было явной неудачей». Марлинг отметил, что мирза Хосейн Коли-хан Навваб настроен «яростно антирусски». Поклевский отметил, что члены нового кабинета «всегда поддерживали антирусскую агитацию в стране и всегда вставали на пути предыдущего кабинета министров в его попытках установить с нами нормальные отношения».
Марлинг пытался улучшить отношение мирзы Хосейн-хана к русским. Его доклад об этой беседе с новым персидским министром иностранных дел представляет собой интересный документ. Марлинг писал: «Я думаю, что мне удалось смягчить, по крайней мере на некоторое время, недоверие, с которым Навваб воспринимает мотивы русских. Он готов признать добрую волю лично месье Поклевского, но менее чем наполовину убежден в искренности заверений русского правительства в дружбе; что же до русских чиновников в Персии, то он рассматривает большинство их как «агентов-провокаторов», чьим единственным делом является обеспечение поводов для сохранения в Персии русских войск».
Оставшуюся часть лета персидское правительство упрашивало Россию вывести войска. Ответ был неизменен: Россия ждала, по словам Сазонова, «реальных доказательств готовности шахского правительства установить прочные, искренние отношения с Россией, которые возможны, только если оно пойдет нам навстречу». С каждым днем позиция русских становилась все жестче.
Дж. Баркли, по возвращении из поездки домой, пытался оказать на русскую миссию сдерживающее влияние, но теперь Россия непременно хотела повалить кабинет. Поклевский считал, что меджлис нужно распустить. Он надеялся, что новый меджлис будет более здравомыслящим. Баркли высказал сомнение: «Если он не будет формироваться по нашим указаниям, а это совершенно нереально, нет оснований для такой надежды». В разговоре с британским коллегой Поклевский сказал о желании Англии поддержать финансовой помощью кабинет, враждебный России.
Призывы Баркли к умеренности и примирению не произвели впечатления на Поклевского, который по мере продолжения разговора становился все более и более возбужденным и не стеснялся в выражениях. Баркли писал Грею: «Месье Поклевский достаточно резко высказался о поддержке, которую я оказывал враждебному России кабинету тем, что не препятствовал предложению ему займа. Он высказался о дипломатическом представительстве как о гнезде националистов и заметил, что некоторые люди в Англии хотят, чтобы персидское правительство поняло, что сотрудничество двух держав в Персии скорее кажущееся, чем реальное. Россия не сможет долго терпеть полное безразличие, с которым нынешний кабинет относится к ее интересам».
Если бы падение персидского кабинета министров могло ослабить напряженность между двумя державами в Персии, Баркли счастлив был бы увидеть его падение. Однако его смутили намеки Поклевского на то, что идея интервенции приобретает в России все больше сторонников. «Я должен указать, – телеграфировал он Грею, – что Россия в любой момент может создать ситуацию (которая в глазах всего мира явится достаточным поводом для интервенции) тем, что позволит своим влиятельным протеже в этой стране интриговать между собой». Баркли имел в виду Мохаммада Вали-хана Наср ос-Салтане и Сепахдара, невольного лидера гилянских революционеров в 1909 г., затем осторожного премьер-министра, тайно сотрудничавшего с русскими.