Бордель: Призови мою боль (СИ)

По ней видно всё. Неприятно. Отвратительно оказаться в такой ситуации. И она просто молчит, защищая себя от излишних эмоций. Замороженная, стянутая мыслями она, как робот, вложила руку в его кисть и позволила себя вести к выходу, затем к лифту, к машине. Она была без сил.

Отъехали они не совсем далеко от гинекологического центра. Буквально несколько кварталов, которые на машине совсем не ощутимы. Это оказался обычный ресторанчик, едва заполненный людьми. Официантка на входе доброжелательно улыбнулась и позволила себе выбрать им одно из лучших мест в их ресторане.

Тереза настроена ко всему весьма апатично, поэтому Гарри быстро нашёл себе занятие в выборе блюда. Перекидывал взгляд со строчки на строчку, желая накормить девушку, занять её внимание едой, хотя подозревал, что аппетит у неё явно не волчий. И это правда. Когда официантка принесла им заказанные блюда и напитки, Тереза уставилась на еду и тяжело вздохнула.

— Тебе надо поесть, — осторожно вмешался со своими словами мужчина.

— Да, хорошо. — Качнула послушно головой и с той же послушностью принялась за еду, толком не чувствуя вкуса.

Он хотел бы что-нибудь сказать, приободрить её, видя, что не в своей она тарелке, хотел бы убедить, что всё будет в порядке, что результаты могут быть ложноположительными, и всё обойдётся. Но разве никто не замечал, что сложно оставаться мнимо счастливым перед правдой и стать этой опорой для человека? Ему тяжело стать сейчас ей поддержкой, стать миром, стать стеной, на которую она сможет опереться, стать подушкой безопасности, на которую она сможет упасть. Он не умел быть учтивым и мягким с девушками, хоть и всегда трепетно относился к проблемам других.

Её как всегда тоскливые, опечаленные глаза смотрели в тарелку и ни разу не поднялись. Удивительно, что она не плакала, хоть и была ранимой. Гарри наблюдал за ней, потеряв собственный аппетит. Однажды ему показалось, что все проблемы, которые могут с ней случиться, прошли, что все камни будут лететь только в него. Так обычно происходит, когда ты завязываешь отношения с женщиной и становишься её куполом, её щитом от мира. А сейчас всё менялось. Проблема прорвалась сквозь его сильную защиту и принесла ей боль.

— Тереза, — обратился к ней, чтобы увидеть серые глаза. Она подняла их и не могла удержать в контакте, — Ты не хочешь есть? — всё, что смог сказать. На душе у него было полно чувств, полно слов, которые нужно сказать, но он не в силах был прорвать свою невозмутимость.

— Я не голодна, если честно. — Гарднер разорвала их зрительный контакт и отвернулась к окну, наблюдая за незнакомыми прохожими.

Положив вилку на рядом лежащую тёмно-зелёную салфетку, Гарри выдохнул и перестал измываться над своей головой. Уже тяжело искать те слова, что нельзя произнести или передать. Он всего-навсего встал со своего диванчика и пересел к ней. Продолжая держаться камнем, скалой, темноволосая сидела сжато и скованно. Мяла пальцы, заставляя кости чуть ли не трещать, лишь бы чувствовать боль, которая приведёт её в себя. В горле застрял противный ком.

— Хей, — тихо обратился к ней, голову девушка не повернула. Гарри опустил руки на её скованные между собой кисти и потянул на себя, — Иди ко мне.

Она совсем не сопротивлялась, поэтому сразу упала к нему на грудь. Будто искала в нём ту самую поддержку, вдыхала и вдыхала его аромат через тёмную толстовку. Гарри был реальным, был героем и силой для неё сейчас.

— Знаешь, — подала голос, повернув голову и положив её так, чтобы слова хоть как-то доносились до его ушей, — я не боюсь болеть чем-то страшным. Я боюсь другого.

— Чего же? — нетерпеливо спросил, переплетая пальцы их рук. Для него было так странно, что переживания Терезы сейчас важнее всего на свете. Даже если ему позвонят и скажут, что дом сгорел, что его карьера летит в бездну, что весь мир рушится, ему важно, чтобы только она не рушилась. Поэтому всё, что она сейчас скажет, он будет слушать с особым трепетом.

— Я всю жизнь винила отца в том, что случилось с мамой. Он ведь шпынял её и толкал, поэтому доктора говорили, что черепно-мозговая травма объясняет причину появления болезни. Но ведь он не бил её до моего рождения. Значит, дело не в этом. Болезнь мамы — не его вина… — прошептала грустно, вглядываясь в людей абсолютно бездумно.

— Ты поэтому его ненавидела так сильно? — догадливо спрашивает.

— Это была хорошая и веская причина его ненавидеть. Я ведь всегда прощаю людей, которые делают мне больно, но… Когда дело касалось мамы, я становилась очень агрессивной и готовой просто убить кого-нибудь. Не кого-нибудь, а его. Сейчас всё по-другому, понимаешь о чём я? — она, чтобы видеть это понимание в его глазах, подняла голову и посмотрела.

— Думаешь, ты сможешь простить папу? — голос сдал его. Гарри абсолютно не поддерживал подобный расклад. В его глазах отец Терезы — конченый подонок, который избивал беззащитную женщину и ещё более уязвимую девочку.

— Я не знаю. Я больше ничего не знаю.

Отозвалась девушка тоскливо и положила голову вновь на его грудь.