Бордель: Призови мою боль (СИ)

Замолчал, будто только что она поменяла все правила игры, но дело было не в этом. Разговора по душам, где он раскроет всю правду, избежать не удалось.

— Понятно, — уже разочарованно прошептала, — Секреты тебе нравятся больше. Я понимаю и не хочу тебя менять. Я просто не смогу.

— Тереза, ты нужна мне сильнее, чем секреты… — Гарри не мог поверить, что делает это сейчас собственными руками. Будто уничтожает всё построенное за это время, — Есть то, что ты должна знать. Я… Делал плохие вещи у тебя за спиной.

— Наркотики? — боязливо произнесла первое, что пришло в голову. Это ей казалось худшим из всех возможных вариантов «плохих вещей».

— Нет, — выдержал паузу и наконец перешёл к горькому десерту, — Всё это время я делал всё, чтобы ты была под моим контролем. Всё. Как бы я не отрицал и не играл роль ревнивца тогда, цветы, посланные в офис, были от меня.

Пока что Тереза облегчённо выдохнула. Он сделал первый шаг к правде. И это, видно, далось не так легко, как хотелось. Но вот худшее только впереди.

— Я догадывалась, — снисходительно улыбнулась.

— Тереза, поверь, я не хочу, чтобы ты думала, что не талантлива или не так успешна, я даже не уверен, что сыграл какую-то роль. Но я знаком с Марией, — он заговор про креативного директора Dior. Тереза успела его перебить, быстро перехватив мысль, которую мужчина пытался донести.

— Меня взяли из-за тебя? — горько усмехнулась. До этого Гарднер искренне верила, что папка эскизов, которую она отослала, покорила хоть одного человека, поэтому она часть этой большой компании.

— Нет, я контролировал сам процесс и созванивался несколько раз с Марией. Она правда была довольна твоими работами.

— Ты платил деньги, чтобы меня взяли?

— Нет, я бы не сделал ничего такого, потому что знаю: талант приведёт тебя туда, куда ты хочешь. — На секунду ему показалось, что Тереза серьёзно успокаивалась, возможно это даже правда, но ему предстояло говорить дальше, — Есть один момент, за который мне стыдно.

Больше не хотелось даже думать. Слишком многое на неё сейчас выливалось, но было ощущение, что они шли по накатанной. Будет только хуже, но если он не скажет всю правду сейчас, потом она будет постоянно думать или подозревать что-то неимоверно плохое. Пусть лучше в эту минуту всё произойдёт.

— Говори, — нервно Тереза провела рукой по волосам, ощущая, какие потные у неё сейчас ладошки. Мужчина выдохнул.

— Я всё это время боялся, что ты начала новую главу, в которой нет меня. И ощущение, что я был позади, не знал ничего о тебе, о твоих будних днях, сподвигло на решение. Я следил за тобой. Не я сам, но были люди, которые время от времени приносили мне некоторую информацию о тебе.

— Люди? — уцепилась за это слово, не веря, что даже любой человек, мимо проходящий мог быть его представительным лицом. Заинтересованным лицом, но почему-то было ожидаемо, что Гарри будет узнавать о ней всё, если она сама ничего не рассказывает, — И многое ты знал?

— Всё, — уверенно произнёс, буквально вспоминая каждодневный отчёт, где описывались даже такие мелочи, как обед Терезы, кафе, в которые она ходила и люди, окружающие её.

— Покажи мне, — темноволосая не просила, прозвучал приказ, отчего мужчина скорчился. Там много информации, целая папка. И его задумчивость не укрылась от девушки, — Сейчас. Я хочу видеть.

— Пойдём. — Выдохнул, и они вышли молча из машины.

Вёл он её в кабинет, который так же, как и остальные комнаты в особняке, был полупустой. Минималистический. Приятный. Всё оказалось куда проще, когда мужчина вытащил небольшую бежевую папку из выдвижного ящика стола. Не особо уж и прятал.

Перед ней действительно предстало «всё». Куча фотографий. С деловых встреч. С обедов. С походов по магазинам. Даже некоторые были со свиданий. Последние обрывались на Адаме. Где они целовались, сидя на капоте автомобиля. Этим действием он залез в подноготную её личной жизни. Наивно было думать, что он быстро успокоится и отпустит её. Дурочка.

Дольше трёх минут она не смогла смотреть на текст, описывающий её распорядок дня, поэтому быстро откинула папку в сторону.

— Это омерзительно.

Холодными руками Гарднер обхватила себя, не желая рыдать перед ним. Нет, она не чувствовала, будто её предали, это было что-то другое. Словно жизнь ей больше не принадлежала, и она стала целью какого-то маньяка. Что-то нездоровое есть во всём происходящем. У неё был один единственный вопрос, который она посылала вверх, в небо: «Почему всё не может быть по-нормальному?».

— Четыре дня назад я уволил их. Никто за тобой больше не следит.

— Да, спасибо! Мне стало легче, — разочарованно усмехнулась, не представляя, какое имеют значения эти три дня по сравнению с остальными тремя месяцами лета?

— Я хочу, чтобы ты была всегда в безопасности, не окружала себя не теми людьми, которые сделают больно.

— Ты сейчас серьёзно? Мне наоборот кажется, что ты тот человек, который делает мне больно. Почему же от себя не огораживаешь?

— Я признаю, что всё сделанное неправильно.