Борджиа

– А это именно то, для чего я приехала сюда!.. Я пришла вам повторить то, что говорила в Веселом дворце… Повторить в последний раз… Рагастен, я признаю в вас мужчину, который может стать моим господином, в то время как я могу и хочу быть госпожой Италии… Лукреция Борджиа будет королевой. Хотите быть королем?.. Хотите управлять одновременно и Лукрецией, и Италией?.. Предлагаю вам это… Я всё подготовила. Главные командиры армии Чезаре поддержат меня. Скажите одно только слово и то, что вы начали, будет закончено. Чезаре умрет и вы возглавите армию. Вы опрокинете Монтефорте. А потом, Рагастен, мы пойдем на Рим. Под мои нажимом папа вас коронует. Я знаю средство, чтобы заставить его повиноваться. Мы вместе, Рагастен, образуем счастливую троицу: величие, сила и красота… Вот что я пришла вам предложить… Согласны?

– Нет! Мне кажется, синьора, мы никогда не договоримся. Поверьте, я восхищаюсь силой вашей души и мечтами, повышающими ваши амбиции…

– Тогда что же вас останавливает? – спросила Лукреция.

Но шевалье был слишком гордым, чтобы его возбудила опасная преступница, представшая перед ним.

– То, что меня останавливает, – ответил он все с той же мягкостью, – это осознание моего несоответствия вашим высоким целям. Поверьте мне, синьора, если кто-нибудь в мире и способен помочь вам в осуществлении вашей мечты, то он, этот кто-то, здесь не присутствует.

– Вы, шевалье, забыли упомянуть о двух серьезных препятствиях вашему согласию…

– Каких это? – спросил Рагастен, почувствовавший приближение бури.

– Во-первых, вы меня не любите!.. Больше того, я внушаю вам страх! Второе препятствие посерьезнее. В сущности, оно и является настоящим. Вот оно: вы любите дочь графа Альмы!

– Синьора, я просто в отчаянии от ваших разоблачений…

– На этот раз моя месть будет куда более полной, потому что отвечать вам придется двоим.

Одним прыжком Рагастен приблизился к ней и схватил за руку.

– Слушайте, – сказал он тихим, едва слышным голосом, – против меня вы можете замышлять всё, что хотите! Но не против нее! Хочу в свою очередь вас предупредить: что бы вы ни сделали… Если вы нанесете ей удар, если с ней приключится беда, считайте себя трупом… Нам больше нечего сказать друг другу…

– Я ухожу, – произнесла со странной усмешкой Лукреция, – покидаю этот город… Будьте спокойны, синьор, я хочу нанести удар именно вам, и его не надо будет долго ждать!

Сказав это, Лукреция Борджиа быстро надела маску. Через несколько секунд Рагастен остался один и мог бы подумать, что весь этот разговор ему приснился, если бы вошедший в комнату Спадакаппа не убедил его в реальности визита.

– Синьор! – сообщил он Рагастену. – Дама, только что вышедшая отсюда, была очень щедра!.. Смотрите!

И Спадакаппа показал целую горсть дукатов.

L. Месть Лукреции

На следующее утро Рагастена вызвали к князю Манфреди. Князь жил во дворце Альмы. Как только Рагастен прибыл во дворец, его провели к князю. Граф Альма стоял подле Манфреди.

– Приблизьтесь, синьор, – сказал князь. – Приблизьтесь, мы хотим отметить вас несколько лучше, чем смогли это сделать вчера.

– Вы нас спасли, – добавил граф Альма.

– Ваше сиятельство, князь, – смутился Рагастен, – я просто бился по-солдатски.

– Нет-нет, – возразил Манфреди. – Вы один увидели слабое место… И ваша атака достойно завершила день… Не будь вас, армия Чезаре уже сегодня утром была бы под стенами города.

Рагастен поклонился.

– Мы решили, – взял слово граф Альма, – предложить вам достойную компенсацию за эту атаку.

Рагастен на мгновение закрыл глаза и подумал, что высшей наградой для него было появление Примаверы на поле боя. Но он сейчас же очнулся.

– Монсиньор, ваши слова я считаю достаточной компенсацией.

Но князь Манфреди уже подал знак рукой. Слуга открыл большую двустворчатую дверь. Тридцать синьоров, военачальников союзной армии, вошли и молча выстроились за графом Альмой и князем Манфреди. Рагастен удивленно смотрел на эти приготовления. Вдруг князь Манфреди выступил на два шага вперед. Он снял с себя великолепное ожерелье; оно состояло из нескольких золотых медалей, соединенных между собой тонкими цепочками, инкрустированными бриллиантами. В середине ожерелья находилась рубиновая розетка. Ожерелье было знаком ордена Храбрости, высшего знака отличия, установленного первыми графами Альба несколько столетий назад.

Число кавалеров ордена никогда не могло превысить шестидесяти человек. Рубиновую розетку с гордостью носили на торжественных церемониях некоторые князья, венецианские дожи, герцог Феррары. В графстве это почетное отличие имели только князь Манфреди и граф Альма.

Князь Манфреди протянул снятое с себя ожерелье Рагастену.

– На колени! – торжественно произнес он.

– Князь, – побледнел Рагастен, – такое отличие… Мне!

– На колени, – повторил Манфреди, уже мягче.

Рагастен повиновался. Он опустился на одно колено. Князь Манфреди наклонился над ним и повесил ожерелье на шею Рагастена. Потом он обнажил шпагу и плашмя ударил ею по правому плечу шевалье, завершив церемонию посвящения следующими словами: