Князь выглядел подавленным. Лицо его еще больше побледнело.
Он чувствовал близкое дыхание Рагастена. И ему казалось, что это дыхание увлекает его в неистовую бурю презрения. Через несколько секунд князь встряхнулся и вытянул пуку. Рагастен направился к парламентерам, словно уже был их пленником.
– Синьоры, – сказал тогда князь, – вот мой ответ.
Голос старика был до странности спокоен. Какая-то величественная торжественность снизошла на его лицо, которое совсем незадолго до этого было измождено страстью.
– Синьоры, – продолжал он, – такой ответ дал бы всякий здравомыслящий человек. Выдать вам шевалье де Рагастена было бы не только трусостью…
Парламентеры было собрались уходить.
– Подождите, – остановил их князь. – Все вы знаете о личной ненависти Чезаре Борджиа к шевалье де Рагастену. И вы являетесь предложить мне, кавалеру ордена Храбрости, выдать своего противника его смертельному врагу! Это смертельно оскорбляет меня!
– Князь! – высокомерно прервал офицер.
– Я еще не закончил! – всё с той же торжественностью сказал Манфреди. – Вы наверняка не поймете причину моего отказа, даже если я вам растолкую ее. Вы и ваш хозяин способны воззвать к вероломству, но вы не сможете понять верности. Как уже сказал в начале, я дам ответ здравомыслящего человека.
Парламентарии побелели от ярости. Рагастен же изумленно спрашивал себя, не грезит ли он.
– Вот так, синьоры, – закончил Манфреди. – Идите и скажите своему герцогу, что шевалье де Рагастен – тот единственный человек, которого я не могу выдать просто потому, что назначаю его с этого момента своим заместителем, уполномоченным взять на себя командование армией в случае моей смерти в сражении.
– Князь! – вскрикнул переполненный эмоциями Рагастен.
Манфреди жестом призвал его сохранять молчание. Потом он обратился к посланникам Чезаре:
– Идите, синьоры! Нам нечего больше сказать друг другу.
Офицеры отдали честь; большая дверь растворилась; герольды протрубили отрывистый фанфарный сигнал. Потом парламентарии пересекли галерею; эскорт последовал за ними…
Князь и Ргастен остались одни. Шевалье, с переполненным чувствами сердцем, побежденный великодушием соперника, смотрел на старика с почтением.
– Синьор! Вы не должны меня благодарить. Я поступил так ради самого себя… Я должен был повиноваться девизу ордена, к которому принадлежу: «Храбрый, верный и чистый!»
– Этот девиз, – голос Рагастена дрожал от чувств, – возможно, и обязывал вас не выдавать меня Чезаре, но он не принуждал вас назначать меня вашим преемником.
– Молодой человек, вы меня не поняли… Я сейчас понятно объясню, чего я ожидаю от вас.
– Говорите, монсиньор. Заранее подчиняюсь вашим пожеланиям.
– Да!.. Знаю, что можно положиться на ваше слово. Поклянитесь же, синьор, что вы будете уважать мою волю.
– Клянусь своим именем, – торжественно сказал Рагастен. – Клянусь вам знаком чести и рыцарства, который вы мне повесили на шею.
– Отлично! – сказал с мрачным удовлетворением старик. – Прежде всего я требую от вас никогда не рассказывать ей о том, что произошло между нами.
– Клянусь вам…
– Это на тот случай, если судьба нежданно столкнет вас, но теперь я требую от вас не пытаться ее увидеть, пока я жив.
Рагастен на секунду задумался.
– Клянусь вам, – вымолвил он наконец. – Вы получили надо мной такую власть и жестоко пользуетесь ею.
– Я пользуюсь своим правом великодушно, – ответил старик, но, придя в себя, он продолжил: – Синьор, в том отвратительном положении, в котором я по вашей воле оказался, я не могу надеяться на дуэль, от которой вы отказались бы. Тем не менее ваша жизнь принадлежит мне.
– Она ваша, – твердо сказал Рагастен.
– Ну если ваша жизнь принадлежит мне, – продолжил князь с ледяной холодностью, – значит, я имею полное право распоряжаться ею по своему усмотрению?..
– Да, синьор.
– Хорошо. И вот что я решил: при нашем следующем столкновении с Чезаре Борджиа вы позволите убить себя…
Рагастен вздрогнул. Всё существо его инстинктивно возмутилось, но он глухо ответил:
– Да, я дам себя убить!
Старый Манфреди восхищенно посмтрел на человека, который самым обычным тоном дает такой страшный ответ.
– Вы дали слово, – сказал он.
Рагастен кивнул головой, потом низко поклонился старику и вышел.
LII. Капрера
Чезаре пришел в бешенство, когда его посланцы принесли ответ князя Манфреди.
– Видишь, как ты меня подставила, – раздраженно сказал он Лукреции, присутствовавшей на этой встрече.
Лукреция не ответила. Она размышляла, пытаясь предположить, что может произойти.
– Это железные люди! – сказала она Чезаре. – Я могла бы догадаться… Но еще ничего не потеряно!
– Что ты хочешь сказать?
– Позволь мне действовать… Я вернусь в Монтефорте.
– Кончится тем, что тебя схватят!
Лукреция пожала плечами.
– Дай мне четырех верных и крепких людей, – просто сказала она.
Чезаре вызвал офицера и назвал ему имена четырех человек из своей личной гвардии.
– Хочу сыграть превосходную партию, – объяснила Лукреция. – В случае победы польза будет двойная: и тебе, и мне.
– Говори яснее.
– Бесполезно. Увидишь… Одно только слово. Когда ты рассчитываешь пойти на приступ?