Борджиа: Дорога к Риму (СИ)

– Знаю, что не удержите языки за зубами, - жестом прерываю попытавшихся было что-то возразить. – После пары бутылок вина точно разболтаете. Что я, первый раз вас вижу или плохо узнать успел?

Смотрю на знакомые физиомордии. Частью пытаются изобразить виноватость, частью открыто скалятся, признавая за собой этот грех.

– То-то. Потому и не буду просить о невыполнимом. Но если кто-нибудь будет слухи распускать или считать, что от узнанного вами что-то в отношении Моранцы изменится… Я умею смотреть и слушать и на воображение не жалуюсь. Оно у меня богатое.

– Мы сами ничего, - переминается с ноги на ногу Нино, молчаливо поддерживаемый остальными. – Только найдутся другие, особенно из других кондотт.

– Так я и не говорю, что буду разрывать с такими найм, - отвечаю, сразу поняв суть того, что пытались сказать, но не решались. – Просто…. не одобрю, и отношение к таким людям будет не такое хорошее.

А отсутствие хорошего отношения – сильно сниженные шансы подняться вверх. Умный поймёт, а до дураков всё едино не достучишься, у них лобная кость насквозь прорастает, напрочь вытесняя из головы мозг.

– Все всё поняли и до других донесут, Чезаре, - хмыкнул Мигель, после чего развил бурную деятельность. - Слуг сюда. Быстро! Раненых к врачу, кровь и прочее чтоб подтёрли. Что, я должен за этим за всем наблюдать? Увидели интересное и сразу…

Пока Корелья занимался привычным для себя в последнее время делом, то есть командовал наёмниками, я приобнял стоящую как истукан Бьянку и, словно куклу, механически переставляющую ноги, повёл за собой в её же комнаты. Что тут сказать, придётся заниматься прикладной психотерапией.

***

Прошло около часа, прежде чем я оказался в обществе совершенно другого человека – Родриго Борджиа. Весьма раздражённого, пусть и пытающегося это скрыть. Ну да, меня, словно репку с огорода, выдернули из комнат Бьянки, которую я только-только начал успокаивать. И ведь не откажешься! Пришлось брать за шиворот Мигеля, чтобы он «заступал на пост», строго-настрого предупредив о недопустимости плоских острот и попыток распускать свой павлиний хвост перед той, кому он нафиг не сдался.

– И что это было, сын? – задавая этот вопрос, глава семьи Борджиа не сидел себе спокойно, а ходил взад-вперёд передо мной, словно строгий наставник перед неучем студенческого роду-племени.

– Догадываюсь, о чём ты сейчас. Но это было необходимой воспитательной работой.

– Воспитательной? – остановившись, наконец, повысил голос понтифик. – У Хуана…

– Нет ни одной разумной мысли в голове, отец, - перебил я его. – Потому как в ином случае он не пытался бы на глазах своей, с позволения сказать, свиты и в присутствии моего друга обозвать меня любителем мужских задниц. И это только в начале нашего недолгого сегодняшнего общения.

Хм. Об этом Хуан своему отцу точно не поведал. Наверняка расписывал исключительно мои «противоправные» в отношении него любимого действия. Во всех подробностях, изображая невинного ангелочка, как он это с детства любил. Когда верили, когда нет, но привычка с той поры намертво укоренилась. Привык, что даже если не верили, ничего ему плохого не было. Вот и допотакались этому изначально гниловатому субъекту.

Так, Родриго Борджиа пару раз глубоко вдохнул-выдохнул, пытаясь успокоиться, после чего подошёл к креслу и сел в него, смотря на меня уже с несколько иным выражением.

– Он действительно сказал тебе это?

– Мигель может подтвердить.

– Мигель… Ладно. Ты сказал, это было не все.

– Само собой, отец, одним этим оскорблением он не ограничился. После, наверняка по наущению моего брата, один из его спутников обозвал Мигеля «худородным каталонским дворянчиков» и попытался оскорбить меня, но по скудости ума не смог этого толком сделать. Однако, я вынужден был наказать этих двух ничтожеств, вздумавших принимать участие в оскорблении одного из нас, Борджиа. Одного, сподручнее было ударить ногой. Второго, который схватился за клинок, успокоить выстрелом из пистолета. Ранения болезненные, но для жизни угрозы не представляющие.

Родриго Борджиа, слушая моё изложение событий, уже заметно помрачнел. Уверен, на моём месте он бы приказал убить этих двух и считал бы себя в полном праве. Я же предпочёл ограничиться болезненным и унизительным уроком, проведённым собственноручно. Это тоже было достойным действом для Борджиа.

– Только, как оказалось, мой брат затеял всё это лишь для того, чтобы отвлечь меня и потешить своё неуёмное любопытство.

– Любопытство?

– Именно оно, отец, как бы глупо это ни прозвучало. Хуана заинтересовало, почему я проявляю такую заботу к своему заболевшему другу и помощнику, Бьяджио Моранце. Ты о нём знаешь, сперва он стал моим телохранителем после того как нам довелось сражаться бок о бок по дороге во Флоренцию.

– Помню. Но любопытство… Хуан мог просто спросить. Хотя…. – снова нахмурился мой собеседник. – То, что он узнал, в некоторой мере извиняет его желание узнать причину твоего интереса.