Борель. Золото [сборник]

Это был первый вечер, когда, возбужденный подъемом рабочих, Гурьян открыто взял под руку Татьяну Александровну и, отмахивая кепкой мошкару, позвал:

— Идемте в бор, хочу отдохнуть.

Глаза их встретились, и оба поняли, что давно ждали этого часа. Вправо густой шумной лавиной отливали к поселку люди. Сумерки завесили в темноте людей, постройки и новую усадьбу. В гараж въезжали машины, над поляной веяло горячим сухоросом. Из-за сопок шумно надвигались тучи. В бору шелестно звенела сосновая хвоя.

Гурьян укоротил шаг и опять заглянул в скрытое темнотой лицо Татьяны Александровны.

— Вы чем-то встревожены? — тихо спросила она, почувствовав дрожь тяжелого мускула его руки.

— Просто хорошо, и не хочется домой.

— Но ведь вас ждут там…

— Пусть…

Кольцо согнутой руки Гурьяна стало туже. Татьяна Александровна высвободила свою руку, остановилась.

— Не пора ли обратно? — сказала она, вглядываясь в расползавшиеся тучи.

— Нет, посидим…

Гурьян опустился на еще теплую траву и потянул за собой Вандаловскую.

Он закурил трубку и неожиданно начал разговор.

— А знаете, надо кончать… я давно хотел объясниться… или как там…

— Не понимаю вас… — Но голос Татьяны дрогнул.

— А я думаю, что понимаете… Не могу я жить с Варварой…

— Отложимте это… я прошу вас. — Вандаловская поднялась. — Пойдемте…

Гурьян нехотя поднялся. Пошли.

— Да… Я давно хотела рассказать вам, чтобы рассеять некоторые сомнения у здешней публики насчет моих связей. Муж мой был одним из командиров чапаевской дивизии и погиб под Шадрином в разведке.

— Вот как! Значит, вы совсем наша!

— Как видите. Дайте мне папиросу.

Гурьян достал портсигар и зажег спичку. При свете они опять обменялись взглядами. Следя за струйками уходившего дыма, она спросила:

— Скажите, за что и надолго ли сел Антропов?

Гурьян остановился. Непрошеное чувство ревности резкой хваткой защемило сердце. Он поймал себя на мысли, которая не однажды налетала и ныла, как запутавшаяся в бороде муха.

— Думаю, что его оправдают. А сел он за свою интеллигентскую вялость.

— Я тоже предполагала. Вы что, остыли?

— Так… Пойдемте.

По выходе из бора она взяла загрубелую руку Гурьяна и жарко дохнула в его буреющую загаром щеку. И от этого директор вдруг почувствовал шалое головокружение, перед его глазами причудливо заплясали фосфорические искры. Он рванулся и в первое мгновение не поверил, что эта женщина так желанно и нежно отвечает на его порывистые объятия. Как обезумевший, он целовал ее в давно любимые ямочки на щеках, в тугие губы, в круглый овал лба.

— Довольно, — задохнулась она.

И пока шли до поселка, сквозь тонкое платье ощущал ее теплое тело в перехваченной талии. Кружилась голова, и ноги легко несли тело.

6

Детвора вспугнутым табуном скворцов вылетела в распахнутые ворота детплощадки. По поселку раздразнивала обленившихся от жары собак и ринулась к растущим на поляне домам.

Новый поселок кто-то назвал «Индустрией». Плотники кончали работу, шли на шабаш гудка к столовой.

На заходящем солнце ярче сверкали инструменты.

Поправляя красную косынку, Варвара остановила мчащуюся в безрукавой майке Катю.

— Постой, милушка! Ты куда это?

— Иду на открытие курсов чеканщиков. — Катя собрала на лбу борки морщин. С Варварой ей разговаривать было некогда — торопилась, хотела увидеть ребят, и особенно Костю, за учебным столом.

— Ну чего у тебя? Как работаешь?

Варвара отгородилась ладонью. Девушка заметила у ней синие подглазницы и отвисшую кожу на подбородке. «Похудела», — подумала она.

— Ой, мила моя, как хорошо придумали эту площадку. На ребят не насмотрюсь, только Ленушку из-за них хуже забыть не могу. Чиста беда! Все мне и кажется, что она в кругу и глянет другой раз на меня, али крикнет так жалобно. Крошечка моя. — Варвара раздавила на щеке слезу, приблизила иссеченное морщинами лицо. — А тут горе за горем вяжется. Это что же, с муженьком то у меня, видно, дело расшляпится?

— Как? — Девушка взбросила на нее сверкнувшими смородинами.

— Да уж, видно, так. Вчера до свету где-то короновался с ней. А пришел и на дух меня не принял. Всю-то ноченьку я проохала и с теми же глазами на работу ушла. Окрутила красавица ваша. Хоть бы вывернула она его — кругом шестнадцать.

— Но при чем тут «ваша»? — Полные губки Кати передернулись, сжались в негодующей складке. — Тут, Варвара Ивановна, дело любовное. У нас нет таких правил, чтобы удерживать людей вместе или, наоборот, мешать, когда они нравятся друг другу. Ведь ты и сама должна понимать…

Голос Варвары сорвался на болезненный клокот наседки:

— Не понимала и понимать не хочу. Больше десяти лет проспали на одной кровати и — нате, девки! Да ты глянь, что говорят бабы-шахтеры. Ведь она не станет его так холить. Небось заставит из-под себя горшки таскать и поведет вслед за Перебоевым.

— Ну уж! Татьяна Александровна не из таких, — отмахнулась Катя.

— Верь им! Я знаю, и ты с ихней масти. Но ты еще дура и не нажилась с мужиком.