Боргильдова битва

Врагов у гримтурсенов хватало — что и неудивительно, с их-то заносчивым и злопамятным характером. Хватало и черепов — если б не асы, великаны подмяли бы под себя весь Восточный Хьёрвард.

Слейпнир форсисто застыл на самой вершине пирамиды. Снег летел из-под копыт, обнажая чёрный ноздреватый камень.

Ниже его — три выбеленных временем черепа. Из них только один — человеческий.

Гунгнир взмыл и рухнул, гневно зазвенела сталь. Ей нипочём какие-то там камни, случалось разбивать и толстенные гранитные плиты. Вниз по пирамиде зазмеились молнии, превращая снег в облака пара, чёрные камни раскалились.

Великаны услышат. Надо только немного подождать. Для таких верзил они удивительно подвижны и легки на подъём.

Вскоре от ближних пещер к тингу и впрямь заторопились гримтурсены, высоченные и до зубов вооружённые. Мужчины и женщины — первые носили палицы или булавы, вторые отдавали предпочтение копьям. Никто из великанов не носил тёплой одежды, холода они словно не замечали. Большинство — в широких портах до колен, сандалиях и наброшенных на широченные плечи плащах. Великанши — в длинных юбках и безрукавках с широкими кожаными наручьями, доходившими чуть ли не до локтей.

Один бесстрастно ждал. Он знал — весть уже передана, о нём, застывшем на пирамиде тинга, узнало всё племя инеистых великанов от мала до велика. Народоправство уважается среди гримтурсенов, у них нет «владыки» или «короля». А пресловутый Груммог — всего лишь сильнейший среди них, но никакого «владычества» не имеет, кроме как на поле боя, и то лишь над своей невеликой дружиной из ближней родни. Тор, помнится, всё грозился раскроить Мьёлльниром великану его тупую башку, да так и не исполнил.

Ну и хорошо.

Десять, двадцать, сорок… Шаг гримтурсенов широк и быстр, они споро собирались на тинг, но ясно, что очень скоро их поток иссякнет, большинство великанов живут далеко, и обычно известия о народных собраниях посылались заранее.

Полсотни. Этого хватит. А вот, кстати, и сам Груммог — на голову выше прочих великанов, он единственный носит боевой двуручный молот с острыми концами.

Гримтурсены замкнули кольцо вокруг пирамиды. Немые черепа скалились из чёрных проёмов, щерили давным-давно сгнившие зубы. Наступило молчание; а тучи, словно оскорбившись наготою камней, священных для инеистых великанов, щедро сыпанули снегом. Завыл ветер, набирая силу, торопясь скорее сработать новый плащ для сердца Ётунхейма.

Отец Богов поднял копьё.

Негустое кольцо гримтурсенов сомкнулось. Груммог, так же молча, вскинул молот.

— Ётуны! — голос Отца Богов, звучный и грозный, разносился далеко окрест. — Слушайте меня, ётуны, слушайте своего врага и не говорите, что не слышали! Я здесь с простыми словами. Когда-то давно я предлагал вам мир и вы отказались. Сейчас я не предлагаю ничего. Я просто должен сказать, что или мы на время оставим распрю, или не останется ни вас, ни асов, мир, как мы знаем его, перестанет быть, и случится это прямо сейчас, за долгие века — сколько, не ведает никто — до истинного Рагнарёка. Я видел Семерых, что идут на нас. Семеро их — и семь царств здесь, в наших владениях. Или мы встанем все вместе, асы и ваны, великаны Ётунхейма и Муспелля — мы дадим бой. Нет, решим тешить и дальше старые обиды или распри — сгинем, как нас никогда и не было. Не стану тратить слова даром. Вы выкладывали руны на льду, ваши хексы смотрели в глаза Семерым. Подумайте и решите — подниметесь ли вы рядом со мной или останетесь в стороне. Я сказал.

С острия Гунгнира сорвалась ветвистая молния, прянула в затянутое тучами небо, расшвыряла облака в разные стороны; проглянуло солнце, неяркое, словно затянутое мглою, но — проглянуло.

Гримтурсены молчали. Молчали и мрачно глядели на столь же недобро сдвинувшего брови Отца Богов.

— А если вы, великаны, решили, что, мол, Семеро сметут проклятых асов, а нас не тронут, то мне остаётся лишь посмеяться, — Один потряс копьём. — Но даже если это окажется правдой, что станете вы делать, как жить с таким бесчестьем? Вашего вековечного врага прикончит кто-то иной, не вы! Позор и поношение для подлинных гримтурсенов, как раз и толковавших мне, что истинная доблесть — в бросании вызова поистине неодолимой силе!

Груммог раздвинул соплеменников могучими плечами, шагнул к пирамиде, поднимая молот.

— Ты хитёр и изворотлив, Ас волков и воронов. Да, мы знаем, кто идёт на наш мир. Но поддаваться на твою красную речь не станем тоже. Если кто-то посягнёт на Ётунхейм — дадим отпор, и любой недруг умоется кровью.

— Любой? — поднял бровь Отец Богов. — Даже мой старший сын Тор?

Груммог что-то прорычал — нарочито неразборчиво.