Боря, выйди с моря 2. Одесские рассказы

То, что Изя Гейлер – еврей, я догадывался. Но то, что Мишка Майер – немец, это уж слишком. Все немцы, которых я видел ранее, были или пленные, строящие дома по улице Чкалова, или киношно-истерично-крикливые, кроме ненависти и презрения никаких иных чувств не вызывающие.

Мишка ничем особенным не выделялся: как и все, тайно покуривал в подвале «бычки», играл на лестничных клетках в карты, и если и рос дворовым хулиганом, то не самым главным, то есть не настолько главным, чтобы быть настоящим немцем.

Но именно от него в день, когда советский народ возбуждённо славил Юрия Гагарина, а Шая-патриот даже распил по этому поводу бутылку водки с Абрамом Борисовичем, мы узнали страшную тайну: девочка, переехавшая недавно в первый двор и носящая вполне приличную славянскую фамилию, – скрытая немка.

Вот это уже был номер!

Если вы думаете, что в нашем дворе что-то можно утаить, то глубоко заблуждаетесь. Ни один чекист так не влезет в душу, как это сделают Валька Косая Блямба или Шура Починеная. Через полгода весь двор знал по большому секрету передаваемую историю любви бывшей остарбайтер и пленного немца.

Не знаю, насколько верно история дошла до меня (я могу предположить, что некоторые детали опущены или неточны), но то, что Люда – немка, было абсолютно точно. Ибо не будет же вздрагивать нормальный советский человек на каверзно произнесённое в лицо: «Шпрехен зи дойч?» или «Хенде хох!»

Итак, со слов Косой Блямбы, девочкину мать звали Соней, и она была чистокровной, я бы даже сказал, стопроцентной украинкой, если кто-то вздумает копаться в шкале ценностей, из старинного города Гайсина.

В сорок втором её вывезли на работу в Германию. На фабрике Соня выучила немецкий язык. Доброжелательное отношение новых хозяев, отличное от героев-освободителей, ультимативно потребовавших за подвиги по освобождению большой любви часа на полтора на пятерых, послужило причиной того, что, вернувшись на Украину и от стыда подальше завербовавшись на шахты Донбасса, она приняла ухаживания девятнадцатилетнего пленного немецкого солдата, Губерта Келлера. Никто пленных не охранял – куда они денутся? А так как барак с пленными до неприличия близко соприкасался с бараком вольнонаёмных, произошла диффузия, названная впоследствии Людой. Губерт Келлер так и не узнал о конечных результатах проделанной на чужбине работы. Пока Соня, сломав в шахте ногу, лежала в больнице, пленных куда-то перевезли. Соня, избегая неприятных объяснений с властями, не афишировала антисоветскую связь. Родила девочку. В графе «отец» указала вымышленное имя. Но когда состоялся ХХII съезд КПСС и начались массовые реабилитации, у неё появилась надежда разыскать Губерта. Она написала письмо в посольство ГДР в Москве и ждёт ответа.

Валька Косая, выведавшая Сонин секрет и получившая за настырность кличку «суперагент», чувствовала себя героем дня. До тех пор, пока не попала в руки маньяка. Покушение на её девичью честь совершил не кто иной, как тихий и скромный студент, Петя Учитель. Хотя на самом деле, клялся Петя, он невинная жертва нездорового образа жизни.

– Я сижу вечером в дворовом туалете, а света, как всегда, нету. Заходит Валька. Ей, по-видимому, лень было пройти к дырке. Она снимает штаны и садится прямо перед моим носом. Я осторожно взял её за ляжки, чтобы слегка подвинуть. А она, дура, заорала: «Рятуйте!» Затем выскочила во двор и завопила: «Насилуют!»

– Он нагло врёт! Каждый вечер, когда я иду в туалет, Учитель уже там. Что, это случайно? Или я не знаю, чего он там сидит?! Он меня караулит!

Справедливости ради должен сказать, что дворовый туалет, расположенный в глубине третьего двора, был особой достопримечательностью нашего дома. Незнакомец, входивший во двор, не задавал глупых вопросов: «Где живёт Учитель?» – твёрдо зная, что у него санитарных удобств нет, а напротив, вежливо спрашивал: «Где в вашем дворе туалет?» – и, получив точную наводку, стремглав бежал обозревать памятные места.

Со временем на его дверях я повесил бы мемориальную доску: «Здесь были…» – потому что и милиционер, и школьная учительница, и прокурор, нет, прокурор жил в полноценной квартире с видом на Маразлиевскую – его мы исключаем из списка почётных гостей, продолжаем: рабочий, врач – все осчастливили дворовый туалет.

Возвращаясь к новому скандалу, констатирую: до Конституционного суда, ввиду отсутствия Председателя, дело не дошло. Но самое интересное произошло через год: по двору поползли упорные слухи, что Петька, разглядев нечто сокровенное в Валькином заду, сделал ей предложение.

Нелепые слухи были весьма достоверны. Крики Петькиной бабушки: «Ты что, идиёт! Если вздумаешь жениться на этой проститутке, ноги моей на свадьбе не будет!» – достигали любых, даже самых глухих ушей.

Петька пробовал возражать, но после коротких пауз вновь гремела тяжёлая артиллерия:

– Идиёт! Ты один на всю Одессу, кто ещё не спал с ней!