Боричев Ток, 10

В рамочке на стене загадочно улыбалась знакомая с детства «Незнакомка». Под ней волновались тети Тамарины родители.

— Боже! Ребенок совсем не может ходить! Мне будет плохо с сердцем! — простонала Берта Рафаиловна, милая, уютная, чистенькая старушка с белоснежными гофрированными волосами и кукольно-розовыми щечками.

— Она мне будет рассказывать за ее сердце! Какое может быть сердце, когда у ребенка сломана нога, а? У меня уже давление от этой ноги! — откликнулся Исаак Пиневич, аккуратный седой старичок, тот самый, которого Валерик умудрился в прошлый раз назвать «дедушка Ишак».

— Папа! Тебе нельзя волноваться!

— И что? Когда ребенок весь искалечен, я должен танцевать от счастья?

— О-о-о… умираю… воды… — простонала Берта Рафаиловна, опускаясь на стул.

— Ну, мы пошли. Нас родители заругают, — сказали Иры.

— Я, наверное, завтра в школу не пойду, — напомнила Нина, чтобы они не забыли рассказать про уважительную причину.

Тетя Тамара накручивала диск телефона, вызывала «скорую». Металась из кухни в комнату то с водой, то с лекарствами. Когда врач с чемоданчиком позвонила в дверь, в квартире сильно пахло сердечными каплями.

Берта Рафаиловна и Исаак Пиневич лежали рядышком на тахте, укрытые до подбородков клетчатым пледом. Врач поставила на тумбочку длинную черную коробочку и раскрыла ее. Внутри оказалась шкала с цифрами, возле которых прыгал ртутный столбик, пока врач накачивала резиновую грушу. Она послушала в трубочку сначала Берту Рафаиловну, потом Исаака Пиневича. Подержала их за руки, шевеля губами. Дала какие-то таблетки, велела соблюдать полный покой и ушла.

Нина сидела в кухне на табуретке, расстегнув новое пальто.

— Про ногу твою забыли, — спохватилась тетя Тамара.

— А у меня уже ничего не болит. — И Нина для убедительности притопнула валенками по натертому до блеска паркету.

В Одессе теплое море

Мира Наумовна так и сказала:

— В Одессе теплое море. Поеду к Софочке. Вот дождусь лета и поеду.

— Нет, вы посмотрите на нее, — обиделся дедушка Семен. — Поедет она! Что ты там забыла?

— Мам, ну правда, летом жарко. Тебе тяжело будет, — намекнула Оля на букет из давления, сердца, правого колена и поясницы.

Возраст, ничего не попишешь. Тревожно маму одну отпускать, да и на Софу, гимназическую подругу, надежды мало — склероз. Прошлым летом она приезжала погостить. Как дитя малое, честное слово! Целый переполох устроила: потерялась на Владимирской горке. Всем семейством искали: Миша на телефоне дежурил, Оля с девочками по горкиным склонам бегали, папа маме валерьянку капал. Правда, Софа сама нашлась. На такси прикатила. Она бы и раньше вернулась, но не могла в ридикюле найти записную книжку с адресом.

— Буду принимать морские ванны, — пояснила Мира Наумовна цель поездки. — Вместе с Софой.

— Ой, не смешите меня! — трагически схватившись за голову, вскричал дедушка Семен. — Твоя Софа таки устроит потоп. Войдет в море — и все!

Дедушка Семен ничего не имел против необъятных габаритов Софы. Ему крупные женщины всегда нравились. Он просто не хотел, чтобы Мира Наумовна уезжала. Заранее ревновал ее к чайкам, волнам и этим, как их… кипарисам. Ко всему этому пошло-курортному шлянию. Когда-то в молодости они ездили вдвоем к Черному морю. Не в Одессу, правда. В Ялту. В санаторий. Ему тогда как передовику производства дали путевку. И он, между прочим, не поехал один. Он, между прочим, взял Миру Наумовну с собой, хотя она не была передовиком производства.

Мира Наумовна, приучая дедушку Семена к мысли о неизбежности поездки и, следовательно, временной разлуки, задумчиво пела, как бы случайно:

Тот, кто рожден был у моря,
Тот полюбил навсегда
Белые мачты на рейде,
В дымке морской города…

Хотя сама она родилась не у моря. А совсем даже наоборот — в Белой Церкви. Потом вышла замуж за дедушку Семена и переехала в Киев, чем значительно повысила свой социальный уровень. Тогда дедушка Семен был не дедушкой, а очень даже ничего. Поэтому Мира Наумовна не только повысила свой социальный уровень, но и получила массу положительных эмоций и новых волнующих впечатлений. Совместила приятное с полезным, так сказать. И после всего этого она собирается в Одессу! Одна!

Дедушка Семен, как бы не слыша многозначительного пения Миры Наумовны, в противовес ехидно напевал про этот бандитский город:

На Дерибасовской открылася пивная,
Там собиралася компания блатная…

На что Мира Наумовна усиливала ностальгическое пение, превращая лирическую мелодию в маршеобразное подтверждение своих намерений. Но дедушка Семен, не сбиваясь, продолжал основную тему:

Там были девочки: Маруся, Роза, Рая
И с ними верный спутник — Васька-Шмаровоз!