Боричев Ток, 10

Валерку забрала тетя Оля, а Нине пришлось переехать к бабушке Лене. Нет, но какая несправедливость! Для того чтобы повезло, надо быть маленьким и противным. Чтобы бабушка Лена испугалась. У нее давление. Подумать только, от каких мелочей зависит судьба! Непослушание + давление = Валерка у Оли! А он по малолетству даже не понимает, какое ему счастье привалило! Ему все равно где ныть.

Там, в квартире напротив, постоянное веселье. Там Лера, Женя и их друзья смеются до позднего вечера, слушают магнитофон, играют на гитаре и поют. Дядя Миша и тетя Фира смотрят футбол и громко кричат. Смотрят хоккей и тоже громко кричат. А если фигурное катание показывают — только изредка вскрикивают. Рядом Оля стрекочет швейной машинкой. Смешно ссорятся Мира Наумовна и дедушка Сема, совсем как в оперетте «Сильва». «Сема, ты меня не любишь! Сема, ты меня погубишь! Мира, ты меня с ума сведешь!» и так далее. Бабушка Соня шуршит войлочными шлепанцами по коридору и напевает про майне либере моме. Про дорогую маму то есть.

А у Лены тихо. У нее один Алик. Она его хорошо воспитала, хотя он не сын, а племянник. Уже взрослый. Даже немножечко старый. Двадцать семь лет. Пора бы ему жениться. Он ужас какой красивый! И умеет фотографировать. Закрывается в туалете и проявляет. Иногда разрешает с ним побыть. Таинственно светит красная лампочка, в ванночке с проявителем возникают туманные силуэты. Они становятся все четче, и вдруг выныривают знакомые лица. Нина в черном балахоне, усеянном звездами. На голове — серебряный месяц. Это Нина была Ночь. На Новый год. Бабушка Века тогда в выварке марлю кипятила, красила в черный цвет. Сильно пахло. Бабушка Лена и Нина звезды вырезали из серебряных шоколадных оберток, а бабушка Лиза пришивала… А вот Нина в новом пальто стоит во дворе, мнет снежок в ладонях. Сейчас в Ромку запустит, но этого не видно… Валерик с Ирочкой Лубан стоят — руки по швам, вытаращились в объектив. Тили-тили-тесто!.. Бабушка Лиза сидит во дворе на низенькой скамеечке, в тени у сарая, и смотрит, как Нина с Валеркой гладят щенка. Улыбается… Вот, а потом Алик цепляет мокрую глянцевую бумагу пинцетом за уголок и купает снимки в другой ванночке — с закрепителем. Когда все высохнет — будут фотографии на память…

В общем, у Лены тоже хорошо. Скучно, зато уютно. Нина несколько раз у нее ночевала. Когда Алик в командировку уезжал. Лена одна боялась. Алик уезжает не то чтобы часто, но бывает. Он инженер. Ездит по своим инженерным делам в город с итальянским названием Тольятти. Мог бы давно на итальянке жениться. Они красивые. Как Софи Лорен. Или Джина с трудной фамилией: Ло-ло-бриджи-да, вот! Если он уезжает, Нина спит в маленькой комнатке на тахте. Когда засыпает, свернувшись калачиком, видит прямо перед носом яркий ковер из разноцветных прямоугольничков. Они расплываются, темнеют и исчезают, а утром вспыхивают под солнечными лучами. Нина жмурится, смотрит в окно и сначала пугается: где Андреевская церковь? Потом вспоминает, что окна выходят на противоположную сторону. Когда лежишь, в окне — пустое небо. Но если подойти и посмотреть вниз, видны крыши, игрушечные двуцветные трамвайчики, снова крыши и — Днепр! По нему летом тоже бегают трамвайчики, только речные, а зимой никто не бегает. Лед.

У Лены много салфеточек. В дырочку. Называется «ришелье». Самая затейливая лежит на круглом столе в большой комнате, а на ней — ваза. Огромная, из прозрачного стекла, по которому извиваются вишневые зигзаги. Паркет блестит как яичный желток. На Первое мая и Седьмое ноября приходит полотер и трет-трет целый день. Досточки аж вспыхивают. А так Лена раз в неделю сама натирает — и порядок. Ей хорошо, у нее дети с улицы не бегают туда-сюда, песок не носят. Дома бабушки уже рукой махнули на этот паркет. Века даже моет его, что безобразие. И он становится серым и унылым. Нина его жалеет. Иногда. Когда вспоминает. Берет круглую щетку с ремешком, который надевается на ногу, как у лыжи. Мажет щетку парафином и — хоп-хоп-хоп! Танцует как будто твист. Такой новый танец. Дзюбик на перемене показывал. Однажды перестаралась. Взяла мастику — желтую, вязкую. Как подтаявший на солнце пластилин. Слишком много. И все прилипали. Ходили: чавк-чавк. После этого бабушка Века щетку и все остальное попрятала. Сказала: в этом гармидоре не до паркета…

Лена любит шутить. Вместо «здравствуй» там или «доброе утро» говорит Нине: «Пунэм, покажи лицо!» И добродушно смеется, прищуривая глаза. Нина сначала не знала, кто эта пунэм. Думала — такая красавица. Потом бабушка Лиза объяснила: «лицо» на идише. И что получилось? «Лицо, покажи лицо!» Никакого смысла. Зато понятно, что Лена Нину любит. Она и Валерку любит, но все-таки выбрала Нину. Дождалась во дворе, когда дети из школы вернулись, и так прямо и сказала:

— Ниночка, хочешь у меня пожить? А Валерик к Оле пойдет. Я уже вещи ваши забрала. Бабушки закрылись. Грипп.

— Ура! — закричал Валерик. — Ура! Хочу к Оле!

— Я тоже… — огорчилась Нина. — А кто за бабушками будет ухаживать? Домой пойду.