Борис Ельцин: от рассвета до заката

...Все ждали начала церемонии. Коль сразу уловил известное состояние Бориса Николаевича и по-дружески обнял его. В следующее мгновение канцлер понимающе посмотрел на меня. Выразительным взглядом я молил его помочь нашему президенту, хотя бы поддержать Ельцина в прямом смысле этого слова. Коль все понял: слегка обхватив Бориса Николаевича за талию, отправился вместе с ним на торжество.

Меня уже ничего не интересовало, кроме одного -– выдержит президент это мероприятие или нет? Министр обороны Грачев тоже переживал. В то время Павел Сергеевич еще не проводил десантных операций в Чечне, поэтому отношения с ним у меня были вполне нормальными.

Самый страшный момент наступил, когда началось восхождение руководителей двух государств к памятнику воина-освободителя в Трептовпарке. По высокой длинной лестнице они медленно двинулись вверх. Члены российской делегации застыли в напряженном ожидании. На шаг позади Ельцина поднимался старший адъютант Анатолий Кузнецов. Толю я подробно проинструктировал и предупредил, что президент в любой момент может споткнуться, оступиться, потерять сознание на виду у публики и прессы... Толя, конечно, и без меня уже обо всем догадался.

К полудню солнце пекло, как в пустыне и я опасался, что жара разморит Бориса Николаевича еще сильнее.

К памятнику они с канцлером поднялись, слава Богу, без особых проблем. Возложили венки, поклонились, постояли в задумчивости. Однако предстояло новое испытание -– спуск.

По обоим краям лестницы выстроились шеренги немецких солдат, застывших в почетном карауле. Неожиданно одному молоденькому солдату стало дурно. Как раз в тот самый момент, когда Ельцин и Коль поравнялись с ним. Немец закрыл глаза, пошатнулся, но упасть не успел -– Кузнецов мгновенно его подхватил. Анатолий пребывал, видимо, в диком напряжении и автоматически уловил чужое недомогание. Это выглядело символично: русский офицер спасает утомленного солнцем немецкого солдата. Телекамеры, к сожалению, такой трогательный эпизод не зафиксировали.

Начался парад, на котором я едва не прослезился: наши воины маршировали несравненно лучше солдат бундесвера. Торжественный марш немцев выглядел строевой самодеятельностью по сравнению с чеканным шагом российских ребят. Коль тоже заметил разницу и смутился -– ему стало неудобно за хваленую немецкую выправку, которая на этом параде никак не проявилась.

Потом солдаты запели. Наши и маршировали, и пели одновременно. Половину куплетов исполнили на русском языке, остальные -– на немецком. Специально для этой церемонии была написана песня "Прощай, Германия!". Министра обороны выступление растрогало -– глаза у Павла Сергеевича сделались влажными.

Настроение Ельцина от явного превосходства российских воинов над немецкими заметно улучшилось, а потом стало и вовсе замечательным. Во время обеда он выпил много сухого красного вина -– немецкий официант не успевал подливать, -– а солнце усилило действие напитка. Президент резвился: гоготал сочным баритоном, раскованно жестикулировал и нес откровенную ахинею. Я сидел напротив и готов был провалиться сквозь землю от стыда.

После обеда мероприятия продолжились. Теперь предстояло возложить цветы к памятнику погибшим советским солдатам. И мы отправились туда вместе с Колем на специальном автобусе. Часть салона в этом комфортабельном "Мерседесе" занимали сиденья, а на остальной площади была оборудована кухонька и уютный дорожный бар, где можно перекусить.

Борису Николаевичу тут же захотелось испытать на себе все прелести бара. Он заказал кофе. Поднес чашку к губами тут же, на повороте вылил на себя ее содержимое. На белоснежной сорочке появилось большое коричневое пятно. Президент стал беспомощно его затирать.

Коль среагировал абсолютно спокойно. Точнее, никак не среагировал: ну, облился президент, бывает, дело житейское. Наша служба в миг переодела Бориса Николаевича -– ребята всегда возили с собой комплект запасной одежды.

...Пока Ельцин возлагал цветы, мне сообщили, что напротив памятника через дорогу, собрались представители фашистской партии с плакатами. Целая толпа. Они возбуждены, кричат, но подходить к ним ни в коем случае не следует. А президент, как нарочно, уже настроился пообщаться с "благодарным" немецким народом.

–– Борис Николаевич, к этим людям категорически подходить нельзя, -– предупредил я. -– Это -– фашисты. Вас сфотографируют вместе с ними, и выйдет очередной скандал.

Запрет на Ельцина подействовал, словно красная тряпка на быка:

–– Что?! Все равно пойду...

И демонстративно зашагал к людям с плакатами. Пришлось преградить дорогу. Борис Николаевич рассвирепел, ухватил меня за галстук и рванул. До сих пор не понимаю, как журналисты проглядели такой сенсационный кадр. "Поединок" заметили только ребята из охраны -– мои подчиненные. Разодранный галстук я тут же снял и вернулся в автобус.