Читаем Борис Ельцин. Воспоминания личных помощников. То было время великой свободы… полностью

…Если ориентироваться на рабочий график президента, правда, составленный почти неделю назад, шеф сегодня будет на месте где-то до полудня, а после уедет в Ново-Огарево, на очередное совещание по Союзному договору. Поэтому надо торопиться. Первым делом захожу к себе в кабинет, быстренько набираю на компьютере и распечатываю текст моего заявления, который можно было бы озаглавить: «Прости меня, мама.», ибо из-за него в очередной раз поставлен крест на поездке в Кузьминки. После этого бегу к Илюшину. Сейчас еще половина одиннадцатого, но надо, чтоб тот успел прочитать и, если возникнут вопросы, то и задать их мне. А то, что он ничего не станет передавать шефу, что называется, не глядя, в этом можно не сомневаться. Не его стиль. Человек он по-хорошему скрупулезный, и если какой-то документ проходит через его руки, должен знать о нем не меньше самого исполнителя.

– Что ж, мне кажется, получилось. Сейчас же отправлю фельдсвязью в Юрмалу.

– В какую Юрмалу?

– А вы не знали? Горбунов позавчера уговорил Бориса Николаевича съездить на несколько дней к нему в Юрмалу.

Если Илюшину что-то не слишком нравится в словах или поступках нашего шефа, он никогда не позволит себе высказаться на сей счет, тем более при подчиненных. Но об его отношении к происходящему можно догадаться. Во всяком случае, я догадываюсь. Не знаю, замечает ли он за собой эту привычку или нет, но его недовольство Ельциным можно почувствовать по тону, каким он говорит о нем в данной ситуации – со снисходительной улыбкой и усталым вздохом сожаления. Как о малом дитяти, к шалостям которого приходится относиться снисходительно. При этом, если разговор идет с глазу на глаз, непременно переходит с повседневно-уважительного «вы» на воскресно-внеслужебное «ты». Вот и сейчас:

– Ты ж понимаешь, какие у него были тяжелые дни. Все на нервах. Ему просто необходима пауза, – говоря это, Илюшин упаковывает текст моего заявления в конверт для фельдсвязи. – Пусть отвлечется. Пусть погуляет по песочку. Пусть подышит морским воздухом.

– Но почему именно в Юрмалу, а не в Сочи или в Крым?

Задаю вопрос скорее по инерции, нежели от неведения. И чувствую насмешку в глазах Илюшина: к чему спрашивать других о том, что тебе самому и без того понятно?

В прошлом месяце шеф был в Юрмале дважды. Последний раз за три недели до путча. Это были частные визиты, заявленные как кратковременный отдых, но оба раза он встречался на взморье с тремя закоперщиками «балтийской независимости» – Ландсбергисом, Рюйтелем и Горбуновым. И отчего-то возвращался донельзя усталым, всем и всеми недовольным.


В сентябре 1994 года в Париже некто David Kreys (думаю, имя вымышленное) представившийся сотрудником европейского подразделения международного сыскного агентства Krol Associates, ознакомил меня с документом, который он якобы приобрел у одного из отставных сотрудников латвийского КГБ. Приведу лишь некоторые выдержки из него (при цитировании мною сделана не меняющая сути косметическая корректировка авторской стилистики и правописания):


«27 июля 1991 года в резиденции Балтийского Совета (б. резиденция правительства СССР), по адресу: Юрмала, улица Юрас, 13, состоялась встреча членов Балтийского Совета А.В. Горбунова (Латвия), А. Рюйтеля (Эстония), В. Ландсбергиса (Литва) с президентом России Б.Н. Ельциным. Официальная часть встречи проходила в музыкальной гостиной резиденции. Сопровождающие лица и представители прессы присутствовали лишь первые 5 минут…

На встрече президент Б.Н. Ельцин около часа рассказывал о своем принципиальном несогласии с политикой президента СССР М.С. Горбачева по ключевым вопросам внутренней и внешней политики, а также о своих планах реформирования Российской Федерации.

Присутствующие вопросов не задавали. По всей видимости, руководителей Балтийского Совета данная тема не интересует…

Члены Совета, соблюдая очередность, изложили президенту России свою позицию по вопросу признания независимости балтийских государств. При этом В. Ландсбергис заявил, что Литва уже фактически независима, на что Ельцин возразил в резкой форме, сказав, что до тех пор пока независимость не признана Россией, она так и останется на бумаге.

Президент Ельцин проинформировал присутствующих о своем разговоре с М.С. Горбачевым по поводу признания независимости стран Балтии. Он заявил, что без его давления Горбачев не отважится на такой шаг.

Примерно в 17:00 А.В. Горбунов предложил продолжить разговор в неформальной обстановке.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лихолетье: свидетели 1990-х

Борис Ельцин. Воспоминания личных помощников. То было время великой свободы…
Борис Ельцин. Воспоминания личных помощников. То было время великой свободы…

То было время великой свободы, которая зачастую противоречила здравому смыслу. Эту свободу привнес первый президент России Борис Ельцин. Взбалмошный самодур и жесткий политический лидер, сложный и противоречивый человек. О том, каким был Борис Ельцин, как принимались политические решения, повернувшие ход истории страны, вспоминают люди, входившие в круг самых близких, доверенных лиц: его пресс-секретарь (Павел Вощанов), первый помощник (Лев Суханов), министр финансов (Борис Федоров), близкий друг (Михаил Полторанин) и начальник службы безопасности президента (Александр Коржаков) рисуют сложный и многогранный портрет не только «царя Бориса», и но и целой эпохи.

Александр Васильевич Коржаков , Лев Евгеньевич Суханов , Михаил Никифорович Полторанин , Михаил Полторанин , Павел Игоревич Вощанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное