Читаем Борис Ельцин. Воспоминания личных помощников. То было время великой свободы… полностью

Я посылал его менять деньги, а сам доставал из запасника «проверенную» водку. Ребята с Петровки, 38, «подарили» мне аппарат для закручивания пробок на бутылках. У них такого оборудования полно – изымают у жуликов, производящих фальшивое спиртное. И вот я, сидя в кремлевском кабинете, занимался производством предельно разбавленной водки. Доставал чистенькую бутылочку и до половины заполнял питьевой водой, затем добавлял в нее водки со спецкухни. Быстро закатывал напиток (про себя называл эту операцию «Закат») и вручал парню, который к этому времени уже успевал деньги разменять.

– Ты отдай сдачу Президенту и скажи, что только такая водка продавалась, – инструктировал я.

Борис Николаевич, к счастью, плохо разбирался во вкусе «беленькой». Если он жаловался мне: «Ой, какая-то слабая попалась», то я быстро его успокаивал: «Да она просто мягкая».

С июня 1995 года врачи запретили ему после инфаркта пить крепкое – только немного шампанского особого сорта «Мартини Асти». Он редко кого им угощал, удостоился, пожалуй, только Президент Беларуси. Лукашенко потом сетовал, что после седьмой «Мартини» у него уже «днище срывало». Других Ельцин стремился напоить водкой, и Сосковец, например, всегда говорил мне «спасибо» за то, что я подставлял свою «проверенную» бутылку. А перед Ельциным регулярно нахваливал мягкость напитка, подыгрывая мне, что, мол, это он вместе со мной попросил, чтобы на «Кристалле» делали такую для Президента. Не дать водки вообще, увы, было невозможно. Даже на второй день после шунтирования, несмотря на строжайший запрет врачей, Наина Иосифовна была поймана с поличным, когда пыталась пронести тайком супругу коньячок под халатом.

Борис Николаевич издавна любил заканчивать рабочий день коньячком, предпочитая дорогой, грузинский. Еще в московском горкоме начальник группы охраны Юрий Федо-рович Кожухов под вечер аккуратно заходил к нему с оттопыренным задним карманом брюк. Несмотря на спецпоходку, выгнутую спину и отведенные плечи, разрез пиджака частенько предательски обнажал горлышко бутылки. «Секрет» был официально открыт мне после пицундских волейбольных баталий, когда вместо Кожухова он стал приглашать в комнату отдыха меня. Любопытно, что набор рюмок и бокалов был рассчитан всего на две персоны – два фужера, два бокала для вина и две рюмки. Тосты у усталого Бориса Николаевича традиционно краткие – «Ну!». Пытаясь налить в маленькую, я все время получал замечание и тут же наливал в те, которые по 125 граммов. Потом, пока пуля не пролетела, наливал «по второй». Выпитую бутылку я привык ставить на пол, и шеф в первый раз удивился – «Кожухов так никогда не делал – всегда уносил с собой». Я ответил: «А кого бояться, мы что, воруем? После рабочего дня – можно». Но боялся он, конечно, Горбачева – ведь был «сухой» закон, правда, какой-то незаконченный.

Для меня коньяк без закуски напиток тяжеловатый, я умудрялся хотя бы «боржомчика» глотнуть до отъезда. А по дороге на дачу боролся с недовольным организмом. Шефу было легче – членам Политбюро (иногда и кандидатам в члены) выдавали редкие для того времени таблетки от кашля – «Стрепсилс». И Борис Николаевич после «второй» запихивал в рот пару этих кругляшек (сейчас они навалом в каждой аптеке), они ему заменяли закуску и заодно частично отбивали «амбре».

Поэтому, когда мне Наина Иосифовна однажды сказала, что «это вы споили моего супруга», я с чистой совестью и искренней наглостью ответил: «Нет, это вы из Свердловска такого алкаша привезли».

Горбачев тоже любил коньяк, но другой. Несмотря на всю любовь к Шеварднадзе, в кремлевском меню и партийный молдавский, и дорогой грузинский заменил исключительно на армянский.

Водка же возникла в нашей «винной карте», когда у Бориса Николаевича впервые в жизни разыгралась подагра. Ее симптомы – в докторов летели карандаши, подушки, телефонные трубки, торшеры. Боль он всегда не переносил, а тут суставы. На дачу в Барвиху призвали всех светил медицины, в том числе и народной. Все – не то. И только спустя несколько дней вызывает меня шеф к себе: «Александр Васильевич, сегодня один из специалистов сказал, что подагра неизлечима, это болезнь дворянская – тех, кто пьет вино, шампанское и коньяк. А по многолетним наблюдениям ученых по этой язве, она не берет пьющих только водку. Александр Васильевич, меняем нашу ориентацию».

Я передал Барсукову, а по его команде ориентацию стала менять страна. Все банкеты, приемы, спецбуфеты, официальные мероприятия в центре и регионах… Я, честно скажу, был рад – от коньяка у меня всегда была страшная изжога. Некоторые почитатели опального звездоносного продукта с радостью пустили бы слух, что это Коржаков специально заразил Президента подагрой, вот только происхождением я подкачал. Ну никак оно у меня не княжеское.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лихолетье: свидетели 1990-х

Борис Ельцин. Воспоминания личных помощников. То было время великой свободы…
Борис Ельцин. Воспоминания личных помощников. То было время великой свободы…

То было время великой свободы, которая зачастую противоречила здравому смыслу. Эту свободу привнес первый президент России Борис Ельцин. Взбалмошный самодур и жесткий политический лидер, сложный и противоречивый человек. О том, каким был Борис Ельцин, как принимались политические решения, повернувшие ход истории страны, вспоминают люди, входившие в круг самых близких, доверенных лиц: его пресс-секретарь (Павел Вощанов), первый помощник (Лев Суханов), министр финансов (Борис Федоров), близкий друг (Михаил Полторанин) и начальник службы безопасности президента (Александр Коржаков) рисуют сложный и многогранный портрет не только «царя Бориса», и но и целой эпохи.

Александр Васильевич Коржаков , Лев Евгеньевич Суханов , Михаил Никифорович Полторанин , Михаил Полторанин , Павел Игоревич Вощанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное