Борис Годунов

Предполагалась как бы общая перепись холопов. При этом о холопах «вольных», которые служили без крепостей «добровольно», было решено: опросить их всех, «сколь давно у кого служит добровольно и кабалу на себя дает ли»? Если они давали кабалу, они и становились обыкновенными кабальными людьми; если же кабалы не давали, их все-таки не оставляли «вольными» слугами. Послуживших менее полугода дозволено было «отпущати на волю», а служивших с полгода и долее было приказано обращать в холопство и писать на них кабалу и без их согласия. Таким образом, состояние «вольных» слуг формально упразднялось и вводилось правило, выраженное в одном указе той эпохи словами: «Не держи холопа без кабалы ни одного дня, а держал бескабально и кормил, — и то у себя сам потерял». Установив однообразный и обязательный порядок укрепления холопства, закон 1597 года определил точнее самое положение кабальных людей: с этих пор, говоря словами В. И. Сергеевича,

«все кабальные, и новые и старые, обращаются во временных холопов и лишаются права прекращать свое зависимое состояние уплатою долга, но зато в момент смерти кредитора все они получают свободу, не платя по кабале».

Закон 1597 года о холопах еще яснее, чем указы Бориса о крестьянах, преследует цели государственные; он равно подчиняет правительственным видам интересы как «государей», так и «холопей»: их взаимные отношения должны быть направлены к тому, чтобы рабочую силу правительство могло учесть, чтобы собственникам она была достаточно «крепка» и чтобы кабальные люди не обращались в «полных» холопей по смерти их господ. Всем этим обеспечивался должный порядок, как его понимало правительство, и охранялись законные интересы обеих сторон.

Нельзя, таким образом, говорить, что Борис явился «основателем» или «виновником» прикрепления крестьян и творцом кабальной зависимости «вольных» людей. Если признавать, что в XVI веке были проведены общие меры, стесняющие крестьянский переход, то начало их надлежит видеть в «заповедных летах» Грозного, а не в законах времени Бориса. Если считать меры о холопах 1586 и 1597 годов первыми стеснениями «вольной» службы, то надлежит помнить, что эти стеснения одинаково простирались и на господ: Борис и их обязывал в равной мере к регистрации трудового люда, этим самым ограничивая произвол их и возможность внезаконных сделок в ущерб указанному правительством порядку.

Правила о «записке» холопов сопровождались постановлениями, явно клонившимися в их пользу. Но к беглому люду, ушедшему из государства в казачество, правительство Бориса вовсе не склонно было относиться покровительственно и мягко. Есть сведения, что к казакам на «диком поле» Борис не благоволил, за сношения с ними жестоко наказывал (например, Захария Ляпунова) и неумеренно томил рабочее население «поля» на казенных запашках, устраивая в новых, только что заселенных местах на юге «десятинную пашню» на великого государя в размерах, прямо непосильных для местного люда. Лет через двадцать после смерти Бориса московское правительство в переговорах с вольными казаками напоминало казакам,

«какая неволя была им при прежних государях царях московских, а последнее — при царе Борисе: невольно было вам не токмо к Москве приехать — и в украинные городы к родимцам своим приттить; и купите и продати везде заказано [запрещено]».

Если не успевали задержать рабочего человека на месте и не умели вернуть бежавшего «на старое печище», то его старались настичь на новом местожительстве и прикрепить к новопостроенному городу и к государевой десятинной пашне на украйне; если же не удавалось и это, то к вольному человеку относились немилостиво и склонны были считать его, выражаясь юридическим языком, за «вора», а выражаясь литературно, — за «злодействующего гада», от которого надлежало ожидать только зла. Так определялось общее отношение правительства Бориса к «работным людям» — к крестьянству и холопству. Очевидно, что крестьянская среда сама по себе не пользовалась особым покровительством Бориса. Он берег ее и защищал лишь постольку, поскольку считал это необходимым для общегосударственных польз.

VIII