Борис Годунов

Только в различных редакциях житий царевича Димитрия и в сказаниях о самозванце частные авторы приводили различные версии рассказов о том, как устраивались по наущению Бориса всякого рода покушения на жизнь царевича, пока, наконец, один из убийц не «пререза гортань ему». Эти версии одна с другой несходны, вообще необстоятельны и значения документальных данных ни в каком случае иметь не могут. Расположенные в порядке их появления, хронологически, жития и сказания представляют любопытный образец постепенного наслоения легендарных деталей на эпическом сюжете: они чем позднее, тем полнее, и в этом отношении имеют некоторую цену для историка письменности, но для истории факта никакой цены иметь не могут. Гораздо важнее для историка те отзывы о факте смерти царевича Димитрия, которые находятся у современных писателей о Смуте XVII века, не желавших описывать углицкое событие, но мимоходом его вспоминавших.

Пользуясь всем помянутым материалом: следственным делом, сказаниями, житиями и отзывами современников, — мы попробуем дать некоторые справки об углицких событиях, необходимые для дальнейшего освещения трагедии Бориса.

Любопытны прежде всего те отношения, какие установились между московским двором и сосланной из Москвы в Углич семьей царевича — царицей Марьей Федоровной и братьями ее, Нагими. По внешности господствовало взаимное доброжелательство. В Москву, например, с именин царевича 19 октября, на память мученика Уара (царевичу «прямое имя» было Уар, а Димитрий было имя «мирское»), по тогдашнему обычаю присылали государю «пироги»; государь же отдаривал царицу Марью мехами, а ее посланца А. А. Нагого — камками и деньгами. Но подобными знаками внимания доброжелательство и ограничивалось. Семью Нагих держали в Угличе не «на уделе», а под надзором, который был поручен особому чиновнику, присланному в Углич от московского правительства, дьяку Михаилу Битяговскому. Как этого Битяговского, так и других агентов власти Нагие не любили и с ними ссорились. Шла у них, например, «брань за то, что Михайло Нагой у М. Битяговского прашивал сверх государева указу денег из казны, и Михайло [Битяговский] ему отказал, что ему мимо государев указ денег не давывать». В самый день смерти царевича Мих. Нагой с Битяговским «бранилися же за то, что Михайло Нагой не отпустил посохи», то есть людей, потребованных с подводами для государева войска.

Ненависть к Битяговскому привела к тому, что его убили первого во время погрома, учиненного Нагими в Угличе после смерти царевича. Таким же убийством грозили и другому московскому чиновнику, «городовому прикащику» Русину Ракову, присланному из Москвы в Углич для сбора посохи. Ему говорили, что он «не для посохи прислан, а прислан проведывати вестей, что у них деется». Его гнали вон из Углича, грозя: «Чего тебе здеся дожить? Того ли дожидаешься, что и тебя с теми же побитыми людьми вместе положити, с Михаилом с Битяговским с товарищи?» Такие же чувства питала семья Нагих и к высшим чинам московской администрации, к тому правительству, которое сослало их из Москвы в захудалый город и лишило дворцового почета и столичных удобств. Осторожный в своих отзывах, Авр. Палицын решается, однако, открыть своему читателю, что царевич Димитрий был от своих «ближних», то есть родственников, «смущаем за еже не вкупе пребывания с братом», то есть за высылку из Москвы, и потому «часто в детских глумлениях глаголет и действует нелепо о ближнейших брата си [царя Федора], паче же о сем Борисе [Годунове]». «Нелепые» действия мальчика описаны одним из современников-иностранцев (Буссовом). Отметив, что царевич проявлял вообще «отцовское жестокосердие», Буссов рассказывает, что раз он велел своим товарищам молодым дворянам сделать из снегу несколько фигур, назвал их именами известных бояр, поставил рядом и начал рубить, приговаривая: «Так им будет в мое царствование». Разумеется, о чувствах Нагих к боярам шли доносы в Москву. Палицын, с обычным для него уменьем тонко выразиться, говорит, что нашлись враги (Нагим) и «ласкатели» (боярам),

«великим бедам замышленницы, в десятерицу лжи составляюще, с сими [лжами] подходят вельмож, паче же сего Бориса, и от многие смуты ко греху низводят, его же краснейшего юношу [Димитрия] отсылают нехотяща в вечный покой».