Торопецкая грамота вносит новую поправку в теорию «заповедных лет». Основной «заповедной» нормой, считали формальное упразднение Юрьева дня. Однако торопецкий документ говорит не о крестьянах, а о посадских людях, никакого отношения к Юрьеву дню не имевших. «Заповедные» меры в отношении городских жителей подчинены были финансовым целям. Казна издавна получала львиную долю денежных доходов с городских налогоплательщиков. В период «великого разорения» горожане искали спасения в деревне. Города опустели. В рамках «заповедных лет» власти добивались возвращения посадских людей в их старые городские дворы в целях возрождения платежеспособной посадской общины. Введение «заповедных лет» в Торопце означало временное прикрепление разбежавшихся из города налогоплательщиков к тяглой посадской общине. Меры по возрождению городского тягла получили наименование «посадского строения». О них подробнее мы будем говорить ниже.
Правительство ратовало за возвращение налогоплательщиков как в городах, так и в деревне. Чтобы вернуть себе тяглых крестьян, деревские помещики в своих исковых заявлениях старались доказать, что «спорные» крестьяне ушли от них «с тяглые пашни», чем нанесли ущерб казенным податям. Другой пример: администрация «черных» (государственных) волостей на Двине пожаловалась на разброд волостных крестьян, и Андрей Щелкалов в 1585 г. велел сыскать этих крестьян в вотчинах соседнего монастыря и вернуть их в волость «на государеву землю на тяглое место».
Последняя грамота, упоминавшая о «заповедных летах», была адресована Никольскому монастырю на Двине и имела дату — 1592 г. В то время Никольские монахи обратились в Москву с просьбой помочь им вернуть на старые тяглые наделы двух крестьян. Один крестьянин покинул монастырскую вотчину, другой остался в ее пределах, но забросил свой надел и ушел в зятья к соседу. Чтобы подкрепить просьбу, монахи тщательно подсчитали, какой убыток казне причинили вышедшие крестьяне. Дьяк Щелкалов не только удовлетворил иск Никольских монахов, но и включил в текст судного решения особую статью, адресованную «черным» волостям, со всех сторон окружавшим владения Никольского монастыря. Волостям воспрещалось вывозить крестьян из Никольской вотчины «в заповедные лета (впредь) до нашего (государева) указу»[97].
Двинская грамота 1592 г. отразила новый этап в становлении «заповедного» режима. Судя по торопецкой грамоте, правительство считало «заповедными» годы, предшествовавшие 1590 г. На основании двинской грамоты 1592 г. можно заключить, что творцы нового режима намеревались распространить действие «заповеди» на все обозримое будущее, хотя при этом они и не отказались от взгляда на нее как на меру временную, которую рано или поздно упразднит особый государев указ.
Достоверные источники приказного происхождения 1590–1592 гг. позволяют обнаружить наиболее характерные черты «заповедного» режима, находившегося в то время в процессе формирования: «заповедь» имела в виду налогоплательщиков города и деревни; механизм «заповедного» режима приводила в движение инициатива отдельных землевладельцев и феодальных городов; «заповедные лета» функционировали как система временных мер. Можно отметить и еще одну характерную особенность. В большинстве правительственных распоряжений о возвращении тяглых горожан и крестьян на старое место жительства нет термина «заповедные лета». Неизвестно, добились ли удовлетворения своих исков Непейцын и двое других деревских помещиков. А вот их сосед по поместью Д. Языков выиграл аналогичную тяжбу из-за крестьян год спустя. Оригинал судного дела Языкова сохранился полностью, включая помещичий иск и решение приказного судьи о возвращении крестьян. Однако ни один из этих документов не содержит указания на «заповедные лета».
Источники рисуют картину достаточно неожиданную. В правление Годунова крепостной режим стал впервые приобретать четкие контуры. Но и тогда приказные дельцы неохотно пользовались понятием «заповедные лета» и при решении дел часто обходились без всякой ссылки на «заповедь». Не свидетельствует ли это о том, что «заповедь» не превратилась еще в формулу закона? Если так, то отсюда следует, что механизм «заповедных лет» возник не из законодательного акта, а из практических распоряжений властей. Финансы стали одной из главных пружин этого механизма.